Том 1. Повести и рассказы. Записки врача

Мы с Михайлой сидели в сенцах сторожки, – он на бочонке из-под кваса, я на скамейке. В дверь тянуло бодрящею, влажною прохладою; грудь жадно дышала. Михайло оживился: его суровое, всегда нахмуренное лицо смотрело теперь мягко и радостно.

– Вот так дождичка бог послал! Гляди-ка, как теперь яровые подымутся!.. Гляди-ка, как пшеница зацветет!..

Я слушал с невольною улыбкою, и в то же время сжималось сердце от жалости к Михайле; он сиял таким довольством, таким торжеством, как будто и ему самому дождь сулил невесть какие выгоды; но я прекрасно знал, что ничего здесь у Михайлы нет, кроме тянущейся перед нами ржавой, гнилой дороги, заросшей негодным бурьяном.

На тропинке показалась женщина в выцветшем голубом платочке, с котомкою за плечами. Она бежала, согнувшись и опустив голову, обливаемая дождем; ветер трепал мокрую юбку, липнувшую к ногам. Путница через лужи добежала до нашей сторожки и, охая, вошла в сенцы.

– О господи-батюшка!.. Вот дождик-то полил! – проговорила она, тяжело дыша. – Уж и не чаяла добежать… Здравствуйте, господа честные!

– Эк тебя промочило! – соболезнующе воскликнул Михайло.

– Да уж бежала, бежала… Вижу, тучки идут, а укрыться некуда. Спасибо, хатка ваша по дороге встрелась.

Она спустила с плеч котомку, поставила в угол и положила на нее свою белую камышовую трость с жестяным набалдашником; потом подошла к двери и стала выжимать мокрый, отрепанный подол юбки. Лицо у путницы было худое, почти черное от загара, и на нем странно белели белки глаз.

– Льет, льет дождик – не судом божиим!.. – усталым голосом произнесла она и села на опрокинутый дощатый ящик. – Дорога-то эта на Таганрог идет ай нет?

– На какой Таганрог! На Солодиловку дорога идет. Путница огорченно покачала головою.

– То-то я все смотрю: что это, словно… А мне в Яси-новатой сказали, – на Таганрог.

– Тут дальше Солодиловки-то и дороги нету… Как же это ты так? Спросила бы толком, поразведала.

– Так видишь ты, спрашивала я; сказали, – сюда идти.

– На Костантиновку надобно было тебе идти, вот куда.

– То-то на Костентиновку, значит! А мне говорят, – сюда.

– Зачем сюда? Нет… На Таганрог здесь не пройти. Надобно было тебе толком спросить, – всякий бы показал. Тут и малый ребенок не скажет плохо. Придется назад ворочаться тебе.

Путница вздохнула.

– Задаром сколько верст прошла! И так уж идешь-идешь, не знаешь, когда конец будет. Ноги опухли, язвы по ним пошли…

– А издалека идешь?

– Из Иерусалима.

– На богомолье ходила?

– На богомолье.

– В пути-то вам долгонько пришлось побыть! – сказал я.

– Да вот от Одессы никак седьмые сутки иду. Еще спасибо кондуктору, подвез на машине, – рубль и два двугривенных взял… Тяжело теперь идти. Вышли мы осенью, тогда хорошо было, дожди шли. А теперь земля твердая, – сил нет, жарко… А все-таки лучше, чем по морю, – прибавила она, помолчав. – Вот где мук-то натерпелись! Качает пароход, народу много, скот тут же; все на одну сторону сбиваются. Рвет всех, духота… Вспомнишь– тяжко становится!

– А в Иерусалиме жарко было?

– Жарко… Мы там больше от воды пропадали. Воды мало там; и холодную и горячую турки продают за деньги. Вода тяжелая, вредная. Много там с нее нашего народу померло.

– Там что же, турки всё? – с любопытством спросил Михайло.

– Больше турки. Сурьезный народ, всё знай молчат. Ходят они босые; какие ни будь острые камни, никогда не обуются. Скажи им: «хорошо – нет!» – это им приятно.

– Ишь! Любят! – засмеялся Михайло.

– Да… – улыбнулась богомолка. – Греки тоже есть… Они нашей веры, а только ничего не поймешь, что они, прости господи, лопочут: «ерасиха! ерасиха! ерасиха! Ерань! ерань!» А то еще: «берша! берша!» И патриарх-батюшка то же самое, по-грецки. Погодите, вот я вам его сейчас в панораме покажу.

Она развязала котомку, достала плохонький стереоскоп и пачку фотографий. Мы перешли к порогу, ближе к свету. Теперь дождь моросил лениво и скупо, тучи уходили на восток, и перекаты грома доносились издалека.

Богомолка вынула из пачки двойную стереоскопическую фотографию иерусалимского патриарха.

– Вот он патриарх-батюшка… В панораме они двое в одно пойдут. Дай-ка, я его вставлю. Шибко хорошо в панораме выходит! К свету только ладьте.

Стекла в стереоскопе были пузырчатые и мутные, видно в них было плохо. Богомолка стала нам показывать другие фотографии с видами святых мест. Мы смотрели в стереоскоп, а богомолка давала объяснения:

– Дуб мамврийский – он в панораме большой оказывается… А это будет град Вифлеем, где Христос родился… Гроб господень изнутри… В этом самом гробе в Христову пятницу благодатный огонь с неба сходит.

– Мне приходилось об этом слышать, что огонь сходит. Скажите, вы сами не видели этого? – спросил я.