Том 1. Повести и рассказы. Записки врача

В зеленой чаще зашуршало ближе. Ребята попятились и замолчали. Вдруг Галя подалась вперед, топнула ногой и крикнула:

– Какой там, эй?

Ветки смородины закачались, и из кустов, равнодушно помахивая хвостом, вышел Цыган.

– Цыганка!

Ребята радостно засмеялись. Цыган живее помахал хвостом и лениво подошел. Ребята поскакали на палочках к дому.

Солнце село. На заросший муравкою двор въезжали из ворот работники с сохами. Из темневшей чащи сада потянуло росой, в фундаменте дома задумчиво трещал сверчок; на деревне блеяли овцы.

На крылечко флигеля вышла жена управляющего.

– Котька! Вовка! Где вы пропадаете? Домой скорей, ужинать!

Котя и Вова пошли к флигелю. Митя и Галя гарцевали вокруг них на палках и подвигались вместе с ними. Чем ближе к флигелю, тем холоднее и враждебнее становились лица Коти и Вовы. На дворе Котя дружил с Митей, а Вова с Галей, но тут, около их флигеля, Котя с Вовой чувствовали себя в одном лагере против Мити и Гали.

Котя и Вова стояли на верху деревянного крылечка, негодующие и оскорбленные присутствием Мити и Гали в их владениях. Митя с Галей стояли внизу и вызывающе поглядывали на оскорбленных владельцев.

Котя сказал:

– Тут наш дом! Митя возразил:

– А у нашей мамы есть много шоколаду!

На это Котя ему ответил:

– И нам завтра мама купит шоколаду!

И Вова гордо подтвердил:

– Нам мама завтра купит много хакаладу!

Коте хотелось перейти в наступление. Он поглядел на ограду, на бочку, подумал и крикнул:

– Не смей брать Шурины звоночки!

Митя ответил торжествующе:

– Буду брать! Буду брать звоночки!

Галя сказала:

– Я буду бать хваночки!

Вова топнул ногой и крикнул, закрыв глаза:

– Не смей брать!

Митя хладнокровно ответил:

– Буду брать!

– Не смей ходить в наш дом! – крикнул Котя.

Митя, глядя ему в глаза, поднялся на первую ступеньку. Котя угрожающе спустился ступенькою ниже. Митя ступил на вторую ступеньку. Котя бросился навстречу. Митя кубарем покатился наземь.

Отчаянный крик пронесся по двору. Из дому выбежали Татьяна Сергеевна и няня. Котя стрелою помчался во флигель, лег на кровать и закрыл глаза.

Плачущая Татьяна Сергеевна сидела в зале за столом и прикладывала компрессы со свинцовой примочкой к громадной шишке на Митиной голове. Митя упоенно плакал и закатывался.

Татьяна Сергеевна рыдала, целовала Митю и повторяла: – Эта противная, подлая нянька! Всегда, всегда так… Завтра же ступай вон! На что ты мне нужна? Никогда тебя нет при детях, все только чай пьешь в кухне! Сколько раз тебе говорила, – подальше держи детей от этих сорванцов!..

Виноватая няня старательно поила с блюдечка Галю кипяченым молоком. Галя пила молоко и внимательно глядела исподлобья на плачущего Митю. Расстроенный управляющий пришел извиняться. В раскрытые окна доносились из темноты вопли Коти, которого пороли.

1900

Ванька *

Года три назад я работал монтером на одном большом петербургском железоделательном заводе. Как-то вечером, в воскресенье, я возвращался домой с Васильевского острова. Дело было в июне. Поезд пригородной дороги, пыхтя, мчался по тракту вдоль Невы; империал был густо засажен народом; шел громкий, пьяный говор.

– А что, дяденька, в Александровское село доеду я на этой машине? – обратился ко мне мой сосед, толстогубый парень с крепким, загорелым лицом. Он был в пеньковых лаптях и светло-сером зипуне, на голове сидела громадная облезлая меховая шапка. Серою деревнею так от него и несло. Несло, впрочем, и водочкою.

– Доедешь, – ответил я.

– А тебе на которое место? – спросил его сосед по другую сторону, старик сапожник.

– Значит… в Александровское село!

– Я понимаю, что в Александровское… Место-то которое? Какая улица?

– Не знаю я…

– Эх ты тетка Матрена!.. Давно ли в Питере?

– В Питере-то?

– Да, в Питере-то!

– Нонче утром приехал… Значит, в селе Александровском земляк у меня, у него я пристал. А сейчас к дяде ездил на шашнадцатую линию, – у господ кучеряет… Винца, значит, выпили с ним…

– Как же ты теперь домой попадешь, дурья ты голова? Нужно знать, какая улица – раз, как номер дому – два! – поучающе произнес старик.

– Он думал, тут деревня ему, – отозвался из-за спины скамейки фабричный парень. Спросил: «Где тут, братцы, Иван Потапыч живет?» – а ему всякий: «Вон-он!..» Нет, подожди, – эка ты, брат, какой!

– Должен был адрес спросить! – поучал старик.

– Вер-рно! – с удовольствием согласился парень в шапке и тряхнул головой.

– Вот теперь и ищи земляка своего!

– Ты какой губернии-то? «Скопской»? – быстро спросил фабричный.

– Скопской.

– Ну, во-от!.. Скопской, – сразу видно!

Кругом засмеялись. На парня сыпались насмешки. Он потряхивал головой, затягивался цигаркою, самостоятельно сплевывал и с большим удовольствием повторял: «Верно!.. Правильно!..»

– Вот тебе село Александровское, приехали. Слезай, ищи земляка!

Парень торопливо встал и спустился вниз. Слегка пошатываясь, он быстро пошел посреди улицы, потряхивая головою и мягко ступая по мостовой пеньковыми лаптями. На перекрестке неподвижно стоял городовой. Парень снял перед ним шапку, с достоинством тряхнул волосами, надел шапку и гордо зашагал дальше. Вскоре он исчез в сумраке белой ночи…