Действие рассказа «Первая встреча» (или «Германский путешественник») происходит в русском салоне («…я много слышал о вашем Державине» – говорит «путешественник») в начале 30-х годов (см. упоминания о Менцеле, нашумевшая книга которого «Die deutsche Literature» вышла в 1828 г., о Шарле Дюране и т. д.).
Центральным эпизодом рассказа, обрамленным светской беседой в гостиной, явились воспоминания «путешественника» о встречах с Гёте. В рассказе ставилась важнейшая для формирования эстетических взглядов Герцена проблема взаимоотношения искусства и действительности. «Творец „Фауста"» разочаровал «путешественника» при встрече. Откровенно безразличный, по его мнению, к бурной общественной жизни эпохи французской революции 1789–1793 гг., Гёте «пишет комедии в день Лейпцигской битвы и не занимается биографиею человечества…». С большой силой Герцен подчеркнул в очерке необходимость активного участия писателя в общественной жизни и освободительной борьбе. «Не должно удаляться от людей и действительного мира, – писал он Н. А. Захарьиной 27 апреля 1836 г., незадолго до завершения „Первой встречи", – это – старинный германский предрассудок».
Большое значение Герцен придавал заключительным строкам рассказа – упоминанию о лорде Гамильтоне, который, «проведя целую жизнь в отыскивании идеала изящного между куском мрамора и натянутым холстом», кончил тем, что «нашел его в живой ирландке». В письме к Н. А. Захарьиной от 30 января 1838 г. Герцен писал, что это место «статьи» содержит «двойное пророчество», которое показано «издали» и оставляет «полную волю понимать его». Герцен имел в виду, с одной стороны, свою личную жизнь: «…со мною сбылось, как с лордом Гамильтоном, – писал он Н. А. Захарьиной в том же письме, – и я, долго искавши высокого и святого, нашел все в тебе». Но главное «пророчество» Герцен усматривал в другом, в том, что его ожидает не только писательская, кабинетная работа, но и практическая деятельность. Герцен подчеркивает необходимость тесно связать поиски идеала с изучением живой действительности, призывает не подменять абстрактными построениями деятельной борьбы за воплощение своих стремлений. Герцен подчеркивает, что в заключительные строки рассказа им вложена «мысль чисто политическая» и что эта мысль «разом выражает все расстояние сухих теоретических изысканий права и энергической живой деятельности, деятельности практической».
В письме к Н. А. Захарьиной от 15 февраля 1837 г. Герцен назвал «Первую встречу» своей «лучшей статьей». «Эта статья проникнута глубоким чувством грусти, она гармонирует с 20 июля <день ареста Герцена в 1834 г.> <…> я ее люблю больше. Легенды"», – писал он14 января 1838 г. В другом письме, от 30 января 1838 г., Герцен вновь повторил, коснувшись своего рассказа: «Я люблю его. В нем выразился первый взгляд опыта и несчастия, взгляд, обращенный на наш век; эта статья, как заметил Сазонов, невольно заставляет мечтать о будущем…».
Рассказ был хорошо известен московским друзьям Герцена еще в первой своей редакции (см. письмо Герцена к Н. И. Сазонову, и Н. Х. Кетчеру октябрь – ноябрь 1836 г., а также письмо Н. А. Захарьиной к Герцену от 12 июня 1835 г. – Изд. Павл., т. VII, стр. 22).
Впоследствии, убедившись, что издание автобиографических очерков 30-х годов в одной книге осуществить не удастся, Герцен использовал «Первую встречу» в эпизоде с Трензинским из «Записок одного молодого человека». Однако, вложив в уста скептика Трензинского рассказ «германского путешественника» о встрече с Гёте, Герцен опустил призыв «путешественника» к активной общественной деятельности, который противоречил бы всему облику самого Трензинского (см. ниже, стр. 513, комментарий к «Запискам одного молодого человека»). В печатной редакции были также опущены характерные черты из жизни революционного Парижа, связанные, в частности, с встречей «путешественника» с Анахарсисом Клоотсом (Клооцом); Герцен неоднократно и всегда с большой симпатией вспоминал об этом видном участнике французской революции (см., например, в письме к Ж. Мишле от 12 ноября 1857 г.). Отметим, что первоначальные варианты в рукописи «Первой встречи» сохранили еще более яркие штрихи в рассказе Герцена о французских событиях и деятелях эпохи революции, (см. «Варианты», стр. 465–466).
Изучение литературных источников «Первой встречи» обнаруживает глубокую и разностороннюю эрудицию Герцена как в вопросах жизни и творчества Гёте, так и в общих проблемах развития западноевропейской литературы XVIII–XIX веков. Недаром он писал Огареву еще 5 июля 1833 г., что первая задача, которую он себе «предложил» после экзамена, – «