Читаем Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии полностью

Поэт хватает цветок Гибискуса, отрывает лепестки, топчет, давит их носком ботинка.


Поэт. Черт! Черт! Черт! Черт! Черт!

Сежест(бережно, как реликвию, подбирает то, что осталось от цветка, и кладет в горшок). Вам не стыдно?


Они выходят из теплицы и попадают в патио виллы Санто-Соспир [60], украшенный моей мозаикой.

Сежест ставит горшок на столик перед мозаикой, изображающей сатира, отходит, уступая место поэту.

Мы видим поэта, стоящего у стола. На нем черная мантия и квадратная оксфордская шапочка. Поэт садится.


Сежест. Теперь вы, доктор. Покажите, на что вы способны.


Долгая немая сцена в сопровождении «Менуэта» И.С. Баха. В кадре руки поэта. Они извлекают из горшка то, что осталось от разорванных лепестков. Поэт восстанавливает цветок. Процесс завершается водружением пестика.


Сежест. В путь.

Поэт(уже без мантии и шапочки). Куда ты меня ведешь?

Сежест. К Богине.

Поэт. Какой богине?

Сежест. Одни зовут ее АФИНОЙ-ПАЛЛАДОЙ, другие — МИНЕРВОЙ. Такая дамочка шутить не любит.

Поэт. А если я откажусь?

Сежест. Это приказ. И я бы не советовал его ослушаться.

Поэт. А цветок?

Сежест. Подарите его Богине. Она ведь женщина, а женщина не может не любить цветов.

Поэт. Я не пойду.

Сежест. Вы бросили меня в зоне, где живые вовсе не живые, а мертвые не мертвые. (Речь залом наперед.) Вы хоть подумали, что со мной произойдет после ареста Эртебиза и Принцессы? Вы хоть на минуту задумались, насколько одинок я был, и что это за место? (Нормальная речь.) Подчиняйтесь.

Поэт. Подчиняюсь.


Они исчезают во входных воротах виллы.

Огромный пустой павильон. Через все пространство проходит дощатый настил, ведущий к дверям, приподнятым на три ступени.

Поэт и Сежест идут по настилу, входят в двери спускаются по ступеням. И вот тогда, за длинным столом, в некотором отдалении от ступеней, возникают следующим кадром Принцесса и Эртебиз. Они сидят, как судьи в фильме «Орфей».

Вместе с ними появляются стулья и кипы бумаг.

Поэт, спустившийся по лестнице, пятясь возвращается наверх, когда Принцесса и Эртебиз появляются в сопровождении хлопка, как будто самолет преодолел звуковой барьер.

Сежест остается на верхней ступеньке у дверей, а поэт медленно спускается. Он идет к столу. Узнав исполнителей ролей в своем фильме «Орфей», улыбается.


Поэт. Надо же!

Принцесса(холодно). Что «надо же»?

Поэт. Прошу простить меня. Я, должно быть, обманулся. Но сходство поразительное. Что вы здесь делаете?

Принцесса. Вопросы буду задавать я. Наш следственный комитет представляет трибунал, перед которым вы должны будете предстать и дать отчет в определенных действиях. Трибунал желает знать, признаете вы себя виновным или нет? (Эртебизу.) Зачтите нам два главных пункта обвинительного заключения.

Эртебиз(стоя, с бумагами в руке). Первое: вас обвиняют в невиновности, то есть в посягательстве на правосудие, будучи способным совершить все преступления и виновным в совершении оных, а не одного конкретного, подпадающего под нашу юрисдикцию и заслуживающего определенного наказания.

Второе: вас обвиняют в постоянном и несанкционированном нарушении границ мира, который не является вашим. Признаете ли вы себя виновным или нет?

Поэт. Признаю себя виновным по первому и второму пунктам. Признаюсь в том, что был скован опасностью совершить ошибки, которых я не допускал, признаюсь, что часто хотел перепрыгнуть через четвертую, тайную, стену, на которой человек пишет слова любви и сновидений.

Принцесса. Почему?

Перейти на страницу:

Все книги серии Жан Кокто. Сочинения в трех томах с рисунками автора

Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии
Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.В первый том вошли три крупных поэтических произведения Кокто «Роспев», «Ангел Эртебиз» и «Распятие», а также лирика, собранная из разных его поэтических сборников. Проза представлена тремя произведениями, которые лишь условно можно причислить к жанру романа, произведениями очень автобиографическими и «личными» и в то же время точно рисующими время и бесконечное одиночество поэта в мире грубой и жестокой реальности. Это «Двойной шпагат», «Ужасные дети» и «Белая книга». В этот же том вошли три киноромана Кокто; переведены на русский язык впервые.

Жан Кокто

Поэзия
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия
Эссеистика
Эссеистика

Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература / Культурология / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия