Том 1. Рассказы, очерки, повести

Сперва кухарка отложила на кровать синенькую с твердою решимостью в глазах, но через минуту сердце ее сжалось тоской. Она жалобно посмотрела на пятирублевую бумажку, словно бы, расставаясь с ней, она расставалась с любимым ребенком изо всего семейства.

— Довольно с него и трех! — блеснуло в агафьиной голове, и кухарка положила пятирублевую бумажку обратно в портмоне.

Бережно уложив имение и замкнув сундучишко, Агафья положила зелененькую в карман и несколько робко вошла в комнату Ворошилова.

— Николай Николаич. А что я вам скажу? — начала Агафья.

— А что, Агафьюшка? — спросил Ворошилов.

Кухарка опять заметалась и стала снова без пути скрести пальцами о стену.

— Я бы вас, Николай Николаич, попросила… (Тут Агафья поперхнулась, точно у нее кусок в горле засел.) Я говорю, Николай Николаич, что так как теперича… Но только вы… (Агафья решительно стала заикаться, и ее добрые глаза моргали без зазрения совести.) Зачем же быть гордыми? Я, то исть, от сердца… И сам господь бог повелел… Возьмите вот три рубля! — наконец выговорила старуха и, вся покрасневшая, подала дрожащей рукой бумажку Ворошилову.

Молодой человек ничего не сказал, только пожал агафьину руку и заметил спустя несколько времени:

— Спасибо, Агафья. Только, чай, у вас у самой не густо денег?

— Есть еще. Только вы, Николай Николаич, не обидьте. Отдадите, когда бог поможет.

Капли пота струились по лицу кухарки, когда она вышла из комнаты к себе на кухню. Точно она какое-то трудное дело свершила. Но, свершив его, — она боялась, что Ворошилов откажется, — она повеселела и весь остальной день сносила хозяйкину воркотню, не огрызаясь, хотя огрызаться была мастерица, и даже вычистила маленькому хозяйскому сынишке башмаки, что делала крайне редко и что свидетельствовало о ее добром расположении духа.

Ворошилов ходил из угла в угол и только повторял:

— Экая деликатная! И откуда только набралась она этой тонины!

Потом подошел к столу и заглянул в свою расходную книжку. В ней было изображено следующее:

Расходы (примерные) на ноябрь.

Матушке отослать 5 р.

За квартиру 6 ''

На стол 5 ''

Фуражку новую 1 ''

Сапоги 3 ''

На покупку книг 3 ''

Четверку чаю — 25 к.

Три фунта сахару — 50 ''

Стирка белья — 75 ''

Табак и гильзы — 75 ''

За чтение в библиотеку — 50 ''

Уплатить долгу 2 —

Разные расходы 3 —

— — — — —

Итого. 30 р. 75 к.

— Надо сократить расходы! Эх, кабы Буковнин дал сегодня денег! — подумал молодой человек.

Немного спустя Ворошилов шел на урок, на Английский проспект. Дождь не унимался и заставлял молодого человека прибавить шагу. Через час Ворошилов позвонил у дверей квартиры Петра Ивановича Буковнина.

II

Семейство Буковниных сидело еще за самоваром, когда в столовую вошел Ворошилов. Петр Иваныч — пожилой господин, лет сорока пяти, в халате, с сигарой в зубах, поспешил приветливо пожать Ворошилову руку и добродушно пригласил его выпить чаю.

— На дворе холодно. Вы, Николай Николаевич, верно, озябли, — заметил он и обратился к жене:

— Соня! Налей-ка поскорей Николай Николаевичу чаю…

Молодая и красивая брюнетка в белом пеньюаре налила чаю и, подавая молодому человеку, улыбнулась и сказала:

— Смотрите, не обожгитесь. Горячий!..

— Не обожгусь!..

— Ну, батенька, каково мои гвардейцы успевают? Только вы не хвалите их, а правду говорите.

Два маленькие мальчика — сыновья Буковнина — посмотрели на Ворошилова и покраснели.

— Небось, заранее стыдно, что Николай Николаевич побранит? — засмеялся Петр Иванович.

— Ничего. Учатся хорошо, — ответил Ворошилов.

— Ну, а Соня как?.. — спросил Буковнин.

— Софья Ивановна только присутствует при уроках…

— И меня, Pierre, в ученицы записал?.. — надула губки молодая дама.

— Усердна уж очень стала… Видно, охота учиться! — несколько сухо сказал муж.

Ворошилов хотел было ответить, что Софья Ивановна не учится, а только ему мешает, но промолчал и усердно допил свой стакан.

Через несколько времени дети с Ворошиловым пошли в классную комнату. Скоро туда пришла и Софья Ивановна.

Ворошилов и не подозревал, что имел несчастие понравиться молодой женщине. Правда, он несколько удивился и даже сконфузился, когда, месяца три тому назад, Софья Ивановна пришла в классную комнату и просила позволения присутствовать при уроках. «Верно, от скуки», — подумал Ворошилов и спокойно продолжал урок. Но, когда Софья Ивановна и на следующий день пришла в классную, Ворошилов даже несколько осердился. «Чего ей надо? Уж не за благонамеренностью ли уроков наблюдать?» Но барыня продолжала аккуратно приходить на уроки и сидела очень смирно. Мало-помалу Ворошилов привык к присутствию молодой женщины и не обращал на нее внимания.

Раз только он заметил, что молодая женщина на него пристально смотрит. Он взглянул на нее. Она сконфузилась.

Что-то неопределенное, не то насмешка, не то сочувствие, промелькнуло у Ворошилова.