Том 1. Разгром. Рассказы

Морозка, бледный как полотно, смотрел ему в глаза не отрываясь, и сердце падало в нем, словно подбитое.

– Ладно!.. – снова повторил Дубов. – Блуди! Посмотрим, как без нас проживешь!.. А нам… выгнать его надо!.. – оборвал он вдруг, резко оборачиваясь к Левинсону.

– Смотри – прокидаешься! – выкрикнул кто-то из партизан.

– Что?! – переспросил Дубов страшно и шагнул вперед.

– Да цыц же вы, господи… – жалобно прогнусил из угла перепуганный старческий голос.

Левинсон сзади схватил взводного за рукав.

– Дубов… Дубов… – спокойно сказал он. – Подвинься малость – народ загораживаешь.

Заряд Дубова сразу пропал, взводный осекся, растерянно мигая.

– Ну, как нам выгнать его, дурака? – заговорил Гончаренко, вздымая над толпой кудрявую, опаленную голову. – Я не в защиту, потому на две стороны тут не вильнешь, – напакостил парень, сам я с ним кажен день лаюсь… Только и парень, сказать, боевой – не отымешь. Мы с ним весь Уссурийский фронт прошли, на передовых. Свой парень – не выдаст, не продаст…

– Свой… – с горечью перебил Дубов. – А нам он, думаешь, не свой?.. В одной дыре коптили… третий месяц под одной шинелькой спим!.. А тут всякая сволочь, – вспомнил он вдруг сладкоголосого Чижа, – учить будет!..

– Вот я к тому и веду, – продолжал Гончаренко, недоуменно косясь на Дубова (он принял его ругательство на свой счет). – Бросить это дело без последствий никак невозможно, а сразу прогонять тоже не резон – прокидаемся. Мое мнение такое: спросить его самого!.. – И он увесисто резанул ладонью, поставив ее на ребро, будто отделил все чужое и ненужное от своего и правильного.

– Верно!.. Самого спросить!.. Пущай скажет, ежели сознательный!..

Дубов, начавший было протискиваться на место, остановился в проходе и пытливо уставился на Морозку. Тот глядел, не понимая, нервно теребя сорочку потными пальцами.

– Говори, как сам мыслишь!..

Морозка покосился на Левинсона.

– Да разве б я… – начал он тихо и смолк, не находя слов.

– Говори, говори!.. – закричали поощрительно.

– Да разве б я… сделал такое… – Он опять не нашел нужного слова и кивнул на Рябца… – Ну, дыни эти самые… сделал бы, ежели б подумал… со зла или как? А то ведь сызмальства это у нас – все знают, так вот и я… А как сказал Дубов, что всех я ребят наших… да разве же я, братцы!.. – вдруг вырвалось у него изнутри, и весь он подался вперед, схватившись за грудь, и глаза его брызнули светом, теплым и влажным… – Да я кровь отдам по жилке за каждого, а не то чтобы позор или как!..

Посторонние звуки с улицы толкнулись в комнату: собака лаяла где-то на Сниткинском кутку, пели девчата, рядом у попа стучало что-то размеренно и тупо, будто в ступке толкли. «Заводи-и!..» – протяжно кричали на пароме.

– Ну, как я сам себя накажу?.. – с болью, но уже значительно тверже и менее искренне продолжал Морозка… – Только слово дать могу… шахтерское… уж это верное будет – мараться не стану…

– А если не сдержишь? – осторожно спросил Левинсон.

– Сдержу я… – И Морозка сморщился, стыдясь перед мужиками.

– А если нет?..

– Тогда что хотите… хоть расстреляйте…

– И расстреляем! – строго сказал Дубов, но глаза его блестели уже без всякого гнева, любовно и насмешливо.

– Значит, и шабаш! Амба!.. – закричали со скамей.

– Ну вот, и делов-то всех… – заговорили мужики, радуясь тому, что канительное собрание приходит к концу. – Дело-то пустяковое, а разговоров на год…

– На этом и решим, что ли?.. Других предложений не будет?..

– Да закрывай ты, ч-черт!.. – шумели партизаны, прорвавшись после недавнего напряжения. – И то надоело уж… Жрать охота, – кишка кишке шиш показывает!..

– Нет, обождите, – сказал Левинсон, подняв руку и сдержанно щурясь. – С этим вопросом покончено, теперь другой…

– Что там еще?!

– Да, думаю я, нужно нам такую резолюцию принять… – он оглянулся вокруг… – а секретаря-то у нас и не было!.. – засмеялся он вдруг мелко и добродушно. – Иди-ка, Чиж, запиши… такую резолюцию принять: чтоб в свободное от военных действий время не собак по улицам гонять, а помогать хозяевам, хоть немного… – Он сказал это так убедительно, будто сам верил, что хоть кто-нибудь станет помогать хозяевам.

– Да мы того не требуем!.. – крикнул кто-то из мужиков. Левинсон подумал: «Клюнуло…»

– Цыц, ты-ы… – оборвали мужика остальные. – Слухай лучше. Пущай и вправду поработают – руки не отвалятся!..

– А Рябцу мы особо отработаем…

– Почему особо? – заволновались мужики. – Что он за шишка?.. Невелик труд – председателем всякий может!..

– Кончать, кончать!.. согласны!.. записывай!.. – Партизаны срывались с мест и, уже не слушаясь командира, валили из комнаты.

– И-эх… Ваня-а!.. – подскочил к Морозке лохматый, востроносый парень и, дробно постукивая сапожками, потащил его к выходу. – Мальчик ты мой разлюбезный, сыночек ты мой, сопливая ноздря… И-эх! – вытаптывал он на крыльце, лихо заламывая фуражку и обнимая Морозку другой рукой.

– Иди ты, – беззлобно пхнул его ординарец. Мимо быстро прошли Левинсон и Бакланов.

– Ну, и здоровый этот Дубов, – говорил помощник, возбужденно брызгая слюной и размахивая руками. – Вот их с Гончаренкой стравить! Кто кого, как ты думаешь?