Том 1. Разгром. Рассказы

– Шут с ними, с хлебами! – рассердился Жмыхов. – Стоишь тут и болтаешь. Индюк – ясное дело. Полдеревни в поле – вот в чем задача…

– А ты что за указ?.. – обиделся председатель. – Полдеревни в по-оле!.. Сами знаем. Утопли все давно, во как. Нам в петлю лезти, что ли? У меня, может, у самого баба тамо-ка…

Жмыхов насупился.

– Глядите!.. Кабан!.. Дикой!.. – закричал кто-то.

Из леса по направлению к берегу, играя на солнце мокрой щетиной, плыл похожий на громадного ежа дикий кабан. Его сильно сносило, но он уверенно рассекал воду мощной грудью, и со своей клыкастой, вытянувшейся вперед головой, прижатыми ушами и горбатой щетинистой спиной казался людям странным, неведомо кем пущенным снарядом.

– Эй, эй!.. Чух!.. Чух!..

В кабана полетели камни и палки, но ему уже не было выбора. Кто-то побежал за ружьем. Кабан выскочил на берег. Мутноглазый парень без шапки хотел ударить его палкой. Кабан фыркнул и, свалив парня с ног, ринулся в толпу.

– У… у… ух!.. Ай-яй!..

Толпа раздалась, и разъяренный зверь с хрюканьем промчался мимо. Несколько человек с визгом понеслись вдогонку.

Жмыхов размышлял: «Фанзу Кима вода не достанет, фанзу у Тигровой пади – тоже, Неретину заимку – тоже… Холмов в пади много, на холмах лепятся люди, как мыши. Часов через пять многие холмы зальет… Надо перевозить людей с холмов к обеим фанзам и на Неретину заимку… В деревню возить далеко…»

– Стой-ка сынок! – ухватил он под руку бежавшего мимо Гаврюшку. – Найди Каню, заложите кобылу, везите сюда лодку. Мою лодку. Знаешь?.. «Часа два помедлить – опоздаем. Многие потонут, ясное дело… Слякоть народ – тьфу!..»

2

Раздвинув толпу, черствой деловитой походкой прошел на берег Неретин.

– Слушай, Иван Кириллыч, – сказал Жмыхов, – в поле живого народа на холмах, как мышей в гнездах. Придумать бы што, а?

– Товарищи!.. – закричал Неретин во весь голос.

Людские головы вопросительно посмотрели в его сторону. Он вскочил на пень и, чувствуя какую-то необычную легкость во всем теле, раздельно и резко бросил два слова:

– Лодки давайте!..

Ответные голоса прозвучали растерянно.

– Каки наши лодки?.. Долбянки, душегубки…

– Нельзя по такой воде – верная гибель…

И все заволновались, виновато замахали руками.

– Нельзя… конечно… и рады бы…

– Где уж…

– Душегубки ведь…

Из толпы выскочил, даже не выскочил, а вышматнулся, как кусок звериного мяса из-под тигровой лапы, горбатый крепкорукий Антон Горовой. Шрам на его дрожащей щеке казался багровым ремнем, рычавший голос его был не человечьим, а звериным.

– Лодок нет?! У Копая двадцать шесть лодок! На-кось выкуси, – вон он смеется!..

Как по команде, все головы повернулись туда, куда указал трясущийся морщинистый палец Горового. На горке, криво улыбаясь, стоял лавочник Копай, а возле него побледневшие Барков, таксатор и мельник.

– Вот верно, – сказал чей-то удивительно спокойный голос. Стоящей в толпе Марине показалось, что это был голос Дегтярева.

Головы снова повернулись к Неретину. Было в разноцветных мужичьих глазах странное любопытство и ещё что-то другое. В это мгновение все происходящее в последние недели представилось Неретину в виде тяжелой неповоротливой цепи. Было в ней одно звено, которое нужно было нащупать и крепко за него ухватиться, и кто сумел бы это сделать, потащил бы за собой всю цепь. Это звено играло сейчас своим чистым железным цветом перед синими неретинскими глазами. Он соскочил с пня. Как бы угадывая его мысли, толпа разделилась на две части, прочистив к копаевской группе прямую, обсаженную людьми дорогу. По ней, вычеканивая каждый шаг, Неретин подошел к лавочнику.

– Гражданин Копай, – сказал спокойно, немного даже весело, – ваши лодки мобилизуются на сегодняшний день…

– То ись как мобилизуются? – глухо проворчал лавочник. – Людей спасти нужно – верно, но ведь лодки-то мои. Можно бы было и попросить. А если, как с чужим добром… вообще мобилизуются, то я могу и не дать…

– Что? – переспросил почему-то Неретин, хотя слышал все до единого слова.

– Никанор Иванович! Может, как для спасения человеческих жизней… – робко высунулся Барков.

Но Копаю в вопросе Неретина почудилась нерешительность. Впиваясь в лицо председателя заплывшими невидящими глазами, он произнес:

– Пусть народ лодки просит… Тебе я их не дам… понял?..

Неретин выхватил из-под рубахи наган и, приставив его чуть ли не к самому лбу лавочника, сказал, отсекая кремнями зубов каждое слово:

– Гражданин Копай! За неподчинение революционной власти я вас арестую.

От неожиданности таксатор уронил подзорную трубу. Лицо Копая стало матово-бледным:

– Я…

Барков не выдержал и пустился бежать, цепляясь выцветшей рубахой за ореховые кусты.

– Тю-у… Тю-у… – закричали ему вслед как-то совсем беззлобно. Кто-то бросил вдогонку палкой.

Неретин вызвал десятских.

– Отведите в карцер.

– Руки связать али нет? – робко спросил один из них. Копай приходился ему кумом, и десятский не знал, что теперь делать.

– Натурально, связать, – вывернулся откуда-то Харитон Кислый. – Мы ихнего брата очень даже прекрасно знаем.