Том 1. Семейная хроника. Детские годы Багрова-внука

Аксаков был тончайшим знатоком природы. С какой поразительной наблюдательностью фиксирует он «характер», повадки своих вальдшнепов, бекасов и куличков! Какое бесконечное разнообразие «портретов»! С какой неистощимой изобретательностью он воспроизводит, например, малоуловимые разновидности их «говора»! Силой большого таланта автор приковывает к своим пернатым героям внимание читателя и заставляет его с таким участием следить за их судьбой, словно перед ним люди. Гоголь недаром писал однажды Аксакову, что хотел бы видеть героев второго тома «Мертвых душ» столь же живыми, сколь его птицы.

«Такой книги еще у нас не бывало», – писал Тургенев автору «Записок ружейного охотника». Аксаков действительно создал новаторское произведение, ничего общего не имевшее с теми многочисленными «книгами для охотников», традиции которых в России восходят к XVIII веку.

«Записки» Аксакова хотя и были отчасти связаны преемственностью с определенной литературной традицией, вместе с тем представляли собой принципиально новое явление в русской литературе. Они отличались прежде всего гораздо большей достоверностью фактического материала. Аксаков писал лишь о том, чему сам был свидетель, что сам видел и слышал. Эта книга давала большой и свежий материал для ученых-натуралистов.

Но главное достоинство «Записок ружейного охотника» состояло в том, что Аксаков, по словам Чернышевского, выступал в своем «классическом сочинении» одновременно как «художник и охотник вместе». В этом критик видел секрет успеха книги. «Что за мастерство описаний, – восклицал Чернышевский, – что за любовь к описываемому и какое знание жизни птиц! Г. Аксаков обессмертил их своими рассказами, и, конечно, ни одна западная литература не похвалится чем-либо, подобным „Запискам ружейного охотника“».

Книга Аксакова получила у современной критики всеобщее признание. Не только, впрочем, критики, но самые выдающиеся писатели выступили в печати с восторженной оценкой «Записок» Аксакова. «Превосходная книга С. Т. Аксакова „Записки ружейного охотника Оренбургской губернии“ облетела всю Россию», – писал в «Современнике» Некрасов. Тургенев напечатал на страницах того же журнала две статьи, в которых с энтузиазмом приветствовал новое произведение Аксакова.

В 1855 году вышло еще одно произведение Аксакова – «Рассказы и воспоминания охотника о разных охотах», завершившее весь охотничий его цикл. Эти три книги, образующие в совокупности своеобразную трилогию, дают обширный материал для наблюдений над особенностями художественного мастерства Аксакова.

Вся трилогия отличается ясно выраженным единством стилистической манеры писателя. Аксакову свойственна ровная, повествовательная интонация, совершенно чуждая какой бы то ни было риторики, фразеологической пышности, внешней эмоциональной приподнятости. Тон повествования очень сдержанный, спокойный, «будничный». Письмо Аксакова никогда не тяготеет к яркой краске. Даже рассказывая о самых удивительных повадках героев своего охотничьего эпоса или о самых необычайных происшествиях, которые приходилось переживать охотнику, Аксаков никогда не изменяет этой эпической, повествовательной манере.

По свидетельству Л. И. Арнольди, Гоголь, познакомившись с рукописью «Записок ружейного охотника», заметил, что «никто из русских писателей не умеет описывать природу такими сильными, свежими красками, как Аксаков». Художественное видение природы у писателя очень своеобразно и отражает важнейшую особенность реалистической эстетики Аксакова.

При всей своей влюбленности в природу Аксаков никогда не восторгается ее красотами, точнее говоря – никогда ее праздно не созерцает. Пейзаж у Аксакова – не украшающая повествование виньетка. Он всегда несет на себе большую рабочую нагрузку. Отсюда характерная черта поэтики аксаковского пейзажа: изображение природы – преимущественно тихой и умиротворенной – отличается свежестью и непосредственностью, суровой и безыскусственной простотой, оно по-пушкински строго и пластично. Нарочитая яркость, выспренность, красочность, контрастность – эти приемы романтического пейзажа чужды Аксакову. Он не терпит экзотики и вычурности. В его пейзажной живописи, отмечал Тургенев, «нет ничего ухищренного и мудреного, она никогда ничем не щеголяет, не кокетничает; в самых своих прихотях она добродушна»; подобно истинным и сильным талантам, Аксаков никогда не становится перед лицом природы в «позитуру». Он не ищет в ней ничего необычайного и необычного. Природа у Аксакова, так сказать, прозаически «повседневна», «заурядна», но именно потому она и оказывается источником подлинной красоты, поэзии. Повторяем, Аксаков не ищет этой красоты, он стремится лишь быть верным действительности, а все остальное является производным отсюда.