Том 1. Сказки

— Только напиши письмо о том, что смываешься добровольно, — попросил Митька, — иначе меня снова таскать будут за тебя…

Василько очень волновался и не только наделал ошибок, но и вставил одно слово из телеграммы — «мемоз». Митька не глядя отнес письмо Алексею Петровичу, а Василько «дунул» на выручку Аиньке. Остальное вы знаете, и я могу теперь продолжать свое повествование как ни в чем не бывало…

2

Сделав круг по Мемозтауну и не найдя Аиньки, я вдруг вспомнил, что Гуль говорил что-то о телеграмме, и вошел в домик «Почта-телеграф-телефон».

Посетителей здесь почти не было. Робот, принимавший телеграммы, также похожий на человека, как и Гуль, встретил меня любезно и выразил готовность всемерно помочь.

— Я бы хотел знать график дежурств ваших сотрудников, — попросил я.

— Я раб здон бес и без перов на од, — ответил Телеграф сокращенно и добавил: — Мут впит от се…

— Если нетрудно, расшифруйте, — попросил я.

— Пора привыкать, — посоветовал Телеграф. — Скоро все перейдем на телеграфный язык, чтобы экономить время, — гулко хохотнул: — Ха-ха-ха… Я же сказал вам просто и понятно: «Я работаю здесь один бессменно и без перерывов на обед…»

— И еще что-то добавили…

— «Мы тут все питаемся от сети…»

— Теперь понятно. Не помните ли вы…

— Да, помню! Я помню даже то, чего вовсе не было и уж, конечно, не бу…

— Прекра… Недавно мой друг Аинька…

— …отправлял телеграмму своему приятелю 344000.

— Да-да! Я именно это имел в виду. Мне бы хотелось знать, где он сейчас.

— Где-то в столице Королевства Восемью Восемь. Там сейчас все.

— Обларю ва вочпоне…

— Пожа, пожа, — ответил Телеграф, и мы расстались, как пишут в газетах, «при полном взаимопонимании».

3

Королевство Восемью Восемь…

Это самое обширное из всех когда-либо бывших в истории, самое чудесное и свободное. Все остальные троны расшатывались и рушились, а этот лишь укреплялся и украшался со дня его возникновения.

Это единственное королевство, которое не имеет границ: его владения — под водой и в космосе, в пещерах и на вершинах гор, в походных палатках и во Дворцах культуры, в железнодорожных поездах и в рейсовых самолетах.

С каждым днем растет число желающих стать его подданными; дети и взрослые, мужчины и женщины, говорящие на разных языках, черные и белые, желтые и краснокожие — все, кто научился играть в шахматы, немедленно становятся полноправными жителями этого королевства.

Мудрецы и простые смертные спорят, что такое шахматы. Наука? Спорт? Искусство? А мне думается, сколько спорщиков — столько и ответов. Ведь в шахматах есть все, кроме зла: соперничество сил, отличающее спорт; анализ и расчет, свойственные науке; вместе с тем это искусство создавать сложнейшие и остроумные комбинации с помощью нескольких простых фигур, это свободный полет мысли, хотя и ограниченный строгими и нерушимыми правилами. Однако, не будь этих правил, исчезли бы все возможности к действию, потому что правила есть верная опора сильному и умелому.

Короче говоря, каждый найдет в шахматах то, что пожелает, спорь не спорь…

И все же у каждого свои представления о вещах, особенно спорных. «Ну какой же это спорт? — спрашиваю я себя и тут же отвечаю: — Никакой!» — «Ну какая же это наука? — говорю я сам себе и отвечаю: — Никакая». — «Искусство?» — «Строго говоря, тоже — нет…»

Для меня шахматы — это Игра!

Есть спортивные игры, позволяющие человеку как бы окунуться в саму природу и освежиться физически; есть азартные, порожденные нелегкой историей жизни людей, а есть интеллектуальные: они дают возможность приятно взволновать ум, душу человека, подвергнуть испытаниям его характер — испытаниям трудным, но дружеским и потому неопасным.

В конце концов, может быть, игра есть нечто такое, что находится на стыке между живым и неживым. Научи камень играть во что угодно — и он оживет; лиши человека потребности в игре — и он окаменеет.

Так вот шахматы — это игра в самом ее высоком, всеобъемлющем проявлении, это работа мысли на открытом воздухе! На виду у всех…

4

Я вновь у входа в столицу Королевства Восемью Восемь, где живет обаятельная покровительница шахмат, вечно молодая Каисса. Те же шахматные кони, высеченные из скал по краям ущелья. Та же говорливая речка. Но нет почему-то былого веселого оживления…

Деловито сновали хмурые, усталые люди. Мимо пронесли носилки с больными или ранеными. Я в нерешительности топтался на месте, пока позади не раздались нетерпеливые голоса:

— Вы стоите, как у окна…

— Видите — узкий проход.

— Или туда, или сюда…

— Так вы попадете в цейтнот!

Растерянно оглядываясь, я пошел вперед, увлекаемый несколькими молодыми людьми.

— Куда вы торопитесь? — спросил я их.

— А… так вы не знаете… — извиняющим тоном произнес один юный бородач. — Там, — он кивнул в сторону резиденции Каиссы, — проводится турнир шахматных машин.

— Теперь и автоматы соревнуются между собой, — иронически произнес другой.

— Сегодня объявят имя победителя, — сказал третий.

— А Каисса разрешила?

— Что же ей остается делать, если даже среди живых шахматистов появилась уйма автоматов? Они не столько играют, сколько считают каждый ход во имя победы любой ценой.