Том 1. Стихотворения

(1) «Но самоучкой он учился», как и вся эпиграмма в целом, намекает на принадлежность Полевого по происхождению к купеческому «необразованному» сословию.

(2) «Недоумко» – псевдоним Н. И. Надеждина, резко нападавшего на Полевого в своих статьях 1828–1829 гг. против романтизма.

На обе эпиграммы Полевой ответил в № 13 «Нового Живописца» за 1830 г. ответной эпиграммой против Баратынского:

Пришел Поэт, и пущен на Парнас.
«А! Здравствуй! – Феб сказал: – да что за чудо:
Ты мне знаком, я помню, что подчас
Ты плакивал в стишонках, и не худо,
Что? Нет ли, брат, плаксивого опять?» –
– Нет, мудрый Феб. Я плакивал, бывало,
Позволь теперь смешное почитать. –
«Читай». – И вот, не думавши нимало,
Вдруг наш поэт с насмешливым лицом
Развеселить затеял эпиграммой.
Чуть выслушал Латоны сын упрямой,
И закричал: «Эй! Кто там?» – С медным лбом
Предстал школяр. «Вон вывести». – О милый,
О добрый Феб! Осмелюсь ли спросить… –
«Ах, плакса! Что задумал ты? Острить?
Чуть усыпляешь ты в элегии унылой –
Пошел же вон – тебе ль смеяться, хилой!..»
Гамлетов

Этот обмен эпиграммами между Баратынским и Полевым имел в виду Пушкин в следующих словах своей черновой заметки «Сам съешь»: «Является колкое стихотворение, в коем сказано, что Феб, усадив было такого-то, велел его после вывести лакею за дурной тон и заносчивость, нестерпимую в хорошем обществе, – и тотчас в ответ явилась эпиграмма, где то же самое рассказано немного похуже с надписью: „Сам съешь“» (Соч. Пушкина, изд. Акад. Наук, т. IX, стр. 104).

Самый сюжет эпиграммы с Фебом и представшим на его суд поэтом – традиционен, об этом см. примечание к эпиграмме «Идиллик новый на искус».

К… («Нежданное родство с тобой даруя…»)^*

При жизни поэта не печаталось. В посмертных изданиях (1869 и 1884, стр. 311) отнесено к 1830 г.

(1) К ст. «Ее рукой мне данная сестра». Речь идет о жене Баратынского Настасье Львовне – сестре С. Л. Энгельгардт.

Н. М. Языкову^*

Напечатано в «Европейце», 1832, № 2, стр. 204.

В сопровождение послания Баратынский писал Языкову: «Вот тебе, милый Языков, несколько нескладных рифм, которые однако показывают, что я о тебе думаю». Письмо хранит пометку Языкова: «Получено 1831 г. ноября 23-го» (копия письма среди бумаг Языковского архива, Пушк. Дом Акад. Наук, л. 1488, VII С. Опубликовано в «Историко-Литературном сборнике памяти Срезневского», 1924, стр. 13–14).

Послание появилось в печати вопреки воле автора. В конце того же 1831 г. Баратынский обратился к Языкову с другим посланием (см. «Бывало, свет позабывая») и по этому поводу 18 января 1832 г. писал И. Киреевскому: «Если не напечатано первое мое послание к Языкову, не печатай его: оно мне кажется довольно слабо. Напечатай лучше второе, которым я более доволен» («Татевский Сборник», стр. 31). Эти слова объясняют как самый факт вторичного обращения к Языкову, так и отсутствие данного послания в сборнике 1835 г.

Напечатано это послание в «Современнике», 1854, т. XLVII, И. С. Тургенев в следующем номере журнала оговорил принятое нами чтение 19-го стиха как опечатку, предложив читать:

Счастливец славишь ты в пирах.

Не считаем эту поправку авторитетной, так как во всех известных нам рукописных и печатных источниках этот стих читается, как у нас.

Эпиграмма («Кто непременный мой ругатель?..»)^*

Напечатана в не поступавшем в продажу 3-м номере «Европейца», 1832, стр. 397, без подписи.

Посылая эпиграмму И. Киреевскому, Баратынский писал: «Вот тебе в заключение эпиграмма, которую должен напечатать без имени» («Татевский Сборник», стр. 35).

По всей вероятности эпиграмма направлена против Н. А. Полевого. В 1831 г. Полевой дал уничтожающий отзыв о поэме Баратынского «Наложница», задуманной поэтом как «ультраромантическое» произведение. В своих выводах отзыв Полевого совпал с подавляюще подействовашей на Баратынского статьей о «Наложнице» Н. И. Надеждина, заклятого врага «романтиков» (см. примечание к поэме). Это обстоятельство, очевидно, и подразумевает Баратынский, говоря о «родном», т. е. о Полевом, «предавшем» некогда объединявшие его с поэтом в борьбе против того же Надеждина романтические позиции.

«Не растравляй моей души…»^*

Автограф в Пушк. Доме Акад. Наук. Написано на обороте 3-го листа черновиков «Признания». На бумаге водяной знак 1832 г. При жизни поэта не печаталось.