Том 1. Стихотворения, статьи, наброски 1834-1849

Когда в 1857 г. Некрасов решил перепечатать поэму «Помещик» в одном из сборников «Для легкого чтения» (предполагалось, что в томе V), Тургенев, узнав об этом из объявления, напечатанного редактором (Совр, 1856, № 12, отд. IV, с. 49), был очень встревожен возможностью появления в новом издании XXVIII строфы ее. Он написал четыре письма: П. В. Анненкову 6(18) января 1857 г., И. П. Панаеву 12(24) января 1857 г., Д. Я. Колбасину 26 января (7 февраля) 1857 г. и Н. А. Некрасову 22 ноября (4 декабря) 1857 г.; во всех четырех письмах содержится категорическое требование изъять из текста перепечатки указанную строфу.

«Помещик» был перепечатан в VII томе сборника «Для легкого чтения» (1857) без XXVIII строфы, замененной строкою точек. Кроме того, были выпущены, вероятно, по требованию цензуры, начальные стихи (417–420) строфы XXVII и искажен — возможно, также по цензурным причинам — стих 539 (в строфе XXXIV). Вследствие этого поэма в настоящем издании печатается по тексту первой, а не второй прижизненной публикации.

Славянофильское учение всегда было чуждо Тургеневу, а его внешние проявления (в одежде, языке и пр.) вызывали не раз его насмешки. Так, иронические выпады против славянофилов и, в частности, против К. С. Аксакова находятся в двух рассказах из «Записок охотника» — «Хорь и Калиныч» и «Однодворец Овсяников» (см. комментарии к ним в томе III наст. изд.). Отмечая это свойственное молодому Тургеневу отношение к славянофилам, Белинский писал В. П. Боткину 31 марта 1843 г.: «В нем <Тургеневе> есть злость и желчь, и юмор, он глубоко понимает Москву и так воспроизводит ее, что я пьянею от удовольствия. А как он воспроизводит Аксакова с его кадыком и идеализмом» ( Белинский, т. XII, с. 151). Но с начала 50-х годов, после возвращения Тургенева из-за границы, произошло сближение между ним и семьей Аксаковых. Это вызвало интенсивную переписку, затрагивающую самые разнообразные вопросы, преимущественно литературы, истории и общественной жизни страны. Сближение Тургенева с Аксаковыми не касалось, однако, основных идеологических вопросов, славянофильское понимание которых было по-прежнему не приемлемо для него (об этом свидетельствуют, например, дневниковые записи В. С. Аксаковой за 1855 год. — «Дневник». СПб., 1913, с. 41, 42). Позднее личные и эпистолярные сношения Тургенева с Аксаковыми ослабели. В 1857 г., когда возник вопрос о перепечатке «Помещика» в сборнике «Для легкого чтения», Тургенев, находившийся за границей, не общался лично с К. С. Аксаковым и переписки между ними почти уже не было. Однако это обстоятельство но могло изменить его требования об исключении XXVIII строфы. Последнее объясняется, вероятно, тем, что строфа допускала возможность намека на К. С. Аксакова из-за чисто внешних реалий («кадык», «шапка-мурмолка»).

Слова же «западных людей бранит и пишет… донесенья» и условиях 1845–1846 годов означали политического доносчика, писавшего доносы в III отделение в борьбе против Белинского и его друзей — «западников». Но и тогда, в разгар споров между «западниками» и славянофилами, это обвинение отнюдь не могло относиться к идеологам той части славянофильства, к которой принадлежал Константин Аксаков. И сам Тургенев хорошо это знал: К. С. Аксаков в восприятии современников запечатлелся как человек, доходящий во всем до крайностей, горячий и несдержанный, упорный в своих заблуждениях, но искренний, прямой, честный и благородный и уж во всяком случае неспособный на доносы. Таким считали его не только друзья, но и противники. «Аксаков остался до конца жизни вечно восторженным, беспредельно благородным юношей, он увлекался, был увлекаем, но всегда был чист сердцем», — писал А. И. Герцен в IV части книги «Былое и думы» ( Герцен, т. IX, с. 163). А И. И. Панаев в некрологе, посвященном К. С. Аксакову, писал, что тот «носил в себе несокрушимую веру в светлую будущность России. Он любил свою родину с энтузиазмом <…> Мир праху честного и благородного гражданина!» ( Совр, 1861, № 1, отд. II, с. 141, 142).