Превозносимый всем уездомДом обольстительной вдовыБывал обрадован приездомГостей нежданных из Москвы.Чиновник, на пути в отцовскийДалекий, незабвенный кров(Спасаясь зайцем от долгов),Заедет… умница московский,Мясистый, пухлый, с кадыком,Длинноволосый, в кучерскомКафтане, бредит о чертогахКнязей старинных, о.От шапки-мурмолки своейЖдет избавленья, возрожденья;Ест редьку, — западных людейБранит — и пишет… донесенья.
XXIX
Бывало, в хлебосольный домИз дальней северной столицыПримчится борзый лев; и львом
*Весьма любуются девицы.В деревне лев, глядишь, ручнойЗверек — предобрый; жмурит глазки;И терпеливо сносит ласкиГостеприимности степной.В деревне — водятся должишкиЗа ним… играет он в картишки…Не платит… но как разговорЕго любезен, жив, остер!Как он волочится небрежно!Как он насмешливо влюблен!И как забудет безмятежноВсё, чем на миг был увлечен!
XXX
Но мой помещик? Не пора лиК нему вернуться, наконец?Пока мы с вами поболтали,Читатель, — староста, кузнец,Садовники, покинув тачки,Кондитор, ключник, повара,Мальчишки, девки, кучера,Столяр, кухарки, даже прачки —Вся дворня, словом, целый часСправляла «ветхий тарантас».И вот, надев армяк верблюжий,На козла лезет кучер дюжий;Фалетор сел; раздался крик
*Ребят; победоносно взвилсяПроворный кнут — и шестерикПеред крыльцом остановился.
XXXI
Выходит барин… целый домЗа ним идет благоговея.Безмолвно — в шляпах с галуном,Надетых криво, два лакеяВедут его… Приятель нашДетей целует, на подножкуЗаносит ногу, понемножку,Кряхтя, садится в экипаж,И под его дворянским телом,Довольно плотным и дебелым,Скрипят рессоры. «Взят тюфякНа всякий случай! Ты, дурак,Смотри, под горку тише… Что выМне в ноги положили? стой!Где ларчик?» — «Здесь». — «А! Ну, готовы?Пошел!.. Я к вечеру домой».
XXXII
Уехал барин. Слава богу!Какой веселый, дружный гам,Какую шумную тревогуВсе подняли! Спешит АдамАдамыч в комнатку… гитару(Подарок будущей жены)Снимает тихо со стены,Садится, скверную сигаруС улыбкой курит… и не разИз голубых немецких глазСлеза бежит… и край любимыйОн видит снова — край родимый,Далекий, милый… и, покаЕще не высохли те слезы,В убитом сердце старикаВзыграли радостные грезы.