Читаем Том 1. Уэверли полностью

Несмотря на подробные описания быта и обычаев, его романы резко отличаются и от «антикварных» и от «чувствительных» романов его времени. Это не простое любование старинной или экзотической вещью. Задача Скотта не в том, чтобы удивить своеобразием нравов, мудростью или бессмыслицей древних обычаев. Он не намерен восхищаться умилительной наивностью мещанской жизни или роскошью всесильного фаворита. Он хочет изучить общество в его противоречиях, в его этнографическом своеобразии, во всех его национальных и культурных прослойках. У Скотта описание общества превращается в его историческое изучение.

Скотт понял, что историю делают не великие люди, а массы к что исторические деятели являются выразителями тех или иных потребностей, убеждений и страстей масс. Поэтому, рисуя портреты больших исторических персонажей, он наряду с ними и, может быть, с еще большей симпатией изобразил малых людей, представителей огромной безымянной массы народа. Робин Гуд неизвестен в официальной истории историков, имя его сохранено или создано легендой, — но тем более он интересен для того, кто хочет воссоздать нравственную физиономию эпохи, образ мысли и упования народа. Робин Гуд, безразлично, существовал ли он в действительности или нет, был воспет легендой как народный мститель за все притеснения, которые народ терпел от норманнов, феодалов и богачей. Поэтому, изображая средневековье, Скотт не мог обойтись без этого легендарного героя, которого он оживил в своем «Айвенго». Пастухи, рыбаки, разбойники, горцы, безвестные люди, о которых ничего не могла рассказать история, были воскрешены в художественном вымысле с захватывающей правдивостью, как самая напряженная и самая живописная историческая реальность.

Вплоть до середины XVIII столетия роман считался жанром «легкомысленным», которому нельзя было доверить большие и серьезные замыслы. Это был жанр чисто развлекательный, и извлечь из него какое-нибудь поучение, за исключением лишь самой примитивной морали, казалось, было невозможно. К середине века положение изменилось: романы Ричардсона, Филдинга, Руссо, Гете произвели огромное впечатление и подняли важные вопросы общественного и нравственного характера. Но все же проблематика романа почти всегда была ограничена вопросами личной судьбы героя, любви или семьи. Скотт и в этом отношении чрезвычайно расширил границы романа, включив в него судьбы государств и бытие целых народов, философско-историческую и нравственно-политическую проблематику. Он впервые поставил в романе вопросы, до тех пор не тревожившие сознания историков: о справедливости неудавшихся восстаний. Неожиданно, в увлекательном повествовании, полном любви, приключений и пейзажей, возник вопрос о законности действий победителя. До тех пор победа рассматривалась как торжество справедливости. Победивший монарх был всегда правым, а растоптанные и побежденные народы никому не внушали ни симпатии, ни сострадания. Показав своим героям — Уэверли, Осбалдистону, Генри Мортону — другую сторону дела, заставив их сочувствовать побежденным, Скотт открыл перед романом новые перспективы, которые были завоеванием этого жанра и остались характерными вплоть до нашего времени. Герой, охваченный нравственным волнением перед лицом политических катастроф, пройдет через всю литературу XIX века и получит свое воплощение в лучших ее произведениях.

Большая часть романов Скотта посвящена средневековью, которое в Шотландии продолжалось дольше, чем в Англии. Однако это возвращение к старине не было ее апологией. Никакого оправдания мрачного прошлого у Скотта не было и быть не могло. Он всегда на стороне движения, и всегда те, кто сопротивляется неизбежному прогрессу, выглядят у него смешно и наивно, как бы они ни были симпатичны и великодушны. Скотт повествует о старых распрях для того, чтобы внушить мысль о необходимости единства. Описывая восстание пуритан, он рекомендует религиозную терпимость, которая одна только и может спасти от столь ужасных бедствий. Говоря о героизме жертв и победителей, он хочет вызвать симпатию к тем и другим и уничтожить чувство обиды и национальной розни, которое, по его мнению, мешало объединенной жизни двух народов. История для Вальтера Скотта была школой общественной и национальной справедливости, а роман должен был способствовать более полному взаимопониманию людей и народов. Его романы сыграли подлинно прогрессивную роль, впервые с такой полнотой и симпатией изобразив обездоленные слои английской и шотландской деревни и способствуя постановке многих важнейших социальных вопросов.

Нравственный пафос этих произведений Вальтера Скотта, их познавательная ценность, подлинный высокий гуманизм, широкая картина жизни народов и судеб отдельных людей, глубочайший драматизм, которым проникнута каждая страница его романов, и вместе с тем неподражаемый, добродушный и простонародный юмор, добавляющий к трагическим сценам спасительную ноту какого-то радостного оптимизма, — все эти особенности обеспечат романам Вальтера Скотта успех у наших читателей на долгие, долгие годы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Скотт, Вальтер. Собрание сочинений в 20 томах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза