Том 1. Уэверли

Становилось поздно. Старая Дженнет забралась в какую-то собачью конуру за перегородкой. Дэви уже давно спал и похрапывал между Бэном и Баскаром. Эти собаки последовали за ним после разорения усадьбы и так и остались в хижине его матери. Слава об их свирепости вместе с молвой о том, что старуха причастна к колдовству, немало способствовала тому, что посторонние держались вдали от этой лощины. Благодаря этому Мак-Уибл украдкой снабжал Дженнет мукой для их пропитания, а также кое-какими мелочами, которые в теперешнем положении барона были для него роскошью; но для этого нужна была большая осторожность. Пожелав друг другу покойной ночи, барон и Уэверли легли спать — барон на своем обычном ложе, а Уэверли на ободранном бархатном кресле, украшавшем некогда парадную спальню в Тулли-Веолане (мебель из замка была теперь рассеяна по всем окрестным коттеджам), и уснул так же крепко, как если бы он покоился на перине.

Глава LXV ДАЛЬНЕЙШИЕ РАЗЪЯСНЕНИЯ

Едва забрезжило утро, как старая Дженнет принялась возиться в хижине, чтобы разбудить барона, который обычно спал крепким и тяжелым сном.

— Мне нужно возвращаться в пещеру, — сказал он Уэверли, — не хотите ли пройтись со мною по лощине?

Они вышли вместе и направились по узкой полу-заросшей тропинке, протоптанной рыболовами и дровосеками по берегу речки. Дорогой барон объяснил Уэверли, что остаться на день или два в Тулли-Веолане не представляет для него никакой опасности, даже если увидят, как он разгуливает по поместью. Для этого ему нужно было принять только одну меру предосторожности, а именно, выдать себя за агента или землемера, высланного каким-нибудь английским джентльменом, собирающимся приобрести имение. Он посоветовал ему с этой целью навестить Мак-Уибла, который по-прежнему проживал в четырех милях от деревни, в домике Малый Веолан, хотя на следующий год ему предстояло переехать в другое место. Офицеру, командующему военным отрядом, можно было предъявить пропуск Стэнли, а если бы Уэверли повстречался кто-либо из крестьян и узнал его, он мог быть уверен, что никто из них его не выдаст.

— Я уверен, что половина народа на моих землях знает, что их бедный старый лэрд скрывается где-то здесь. Я заметил, что они не пускают сюда ни одного мальчишку разорять гнезда, а раньше, когда я располагал еще своей баронской властью, мне никогда не удавалось этого полностью добиться. Мало того — я то и дело наталкиваюсь на разные вещи, которые эти добрые люди, дай им бог здоровья, подкладывают мне, думая, что я могу в них нуждаться. Я надеюсь, что им попадется такой же добрый хозяин, только помудрее меня.

Последние слова, естественно, вызвали у барона глубокий вздох. Но спокойствие и терпение, с которым он выносил свои невзгоды, имели в себе что-то необыкновенно благородное и даже возвышенное. Не слышалось от него бесплодных жалоб, не было в нем угрюмой меланхолии. Участь свою со всеми ее тяготами он переносил с благодушным, хоть и серьезным самообладанием и не осыпал бранью торжествующих врагов.

— Я сделал то, что считал своим долгом, — говорил добрый старик, — и, без сомнения, они тоже считают, что выполнили свой. Иной раз меня берет тоска при виде почерневших стен жилища моих предков, но, без сомнения, не всегда офицерам удается удержать солдат от грабежа и разрушений, и даже сам Густав Адольф нередко допускал их, как вы можете убедиться, прочитав реляцию Манро,(*) который участвовал в его кампаниях в рядах шотландского отряда, называвшегося Мак-Кэевым полком. Я и сам бывал свидетелем не менее печальных картин, чем та, что представляет собой сейчас Тулли-Веолан, когда служил под началом маршала герцога Берикского. Да, мы можем, подобно Вергилию Марону, воскликнуть: «Fuimus Troes!»[235] — и наша песенка спета. Но и дома, и целые роды, и люди могут сказать, что они довольно пожили, если им довелось погибнуть с честью. А теперь я нашел себе убежище, весьма похожее на domus ultima.[236]

В эту минуту они подошли к подножию крутой скалы.

— Мы, несчастные якобиты, похожи на кроликов в священном писании (которых великий путешественник Покок(*) называет jerboa), мы — слабые существа, ютящиеся в скалах. Итак, всего лучшего, мой добрый друг, вечером мы встретимся у Дженнет, ибо я должен забраться в мой Патмос,(*) а это нелегкое дело для моих старых костей.