Циттер Арпад, всегда отличавшийся широтой натуры, не преминул в очередной раз продемонстрировать бескорыстную щедрость и пригласил в опустевшую комнату фрейлейн Антье на интимный ужин со своим добрым приятелем Узибепю, пристрастие которого к изысканным блюдам и адскому коктейлю под названием Могадор — смесь спирта-денатурата и различных эссенций азотной кислоты — было ему хорошо известно.
Застольная беседа велась исключительно на каком-то невообразимом сленге негритянских гетто, густо пересыпанном варварским жаргоном капштатов[165]
и искусно уснащенном сочными словечками, позаимствованными из диалектов Басуто[166] — всеми этими экзотическими наречиями оба господина владелив совершенстве; кельнерше, которой тоже хотелось поучаствовать в умном разговоре, не оставалось ничего другого, как ограничиться пламенными взглядами, высовываньем языка и прочими немудреными атрибутами интернациональной мимики продажных девок.
Человек светский до мозга костей, «профессор» не только умел поддерживать непринужденный разговор, не давая ему ни на миг затихнуть, но и не упускал из виду свою главную цель — выманить у проклятого зулуса секрет его чертовски эффектного трюка с хождением босыми ногами по тлеющим углям, и неустанно изобретал для этого тысячи хитроумных уловок.
Однако даже самый внимательный наблюдатель не заметил бы, что попутно в его голове шла напряженная мыслительная работа, тесно связанная со сведениями, конфиденциально переданными ему Антье: сапожник Клинкербок, живущий на верхотуре, под самой крышей, сегодня, ближе к вечеру, зашел в «Принца Оранского» и обменял новенькую тысячегульденовую банкноту на золото.
Зулусский кафр между тем тоже не терял времени даром: под влиянием огненного Могадора, обильной трапезы и зазывных трелей пышнотелой сирены он становился неуправляемым, быстро, прямо на глазах, впадая в какое-то буйное неистовство; атмосфера накалялась, впору уж было выносить из комнаты все колющие и режущие предметы, и в первую очередь самого Узибепю, по крайней мере, оградить его от контактов с кровожадной матросней, которая гуляла в кабаке и, наливаясь ревнивой злобой к чернокожему сопернику, уведшему от них толстозадую кельнершу, только и ждали, чтобы острыми как бритва ножами нарезать «грязного ниггера» на ремешки.
Коварно, как бы ненароком брошенное «профессором» замечание, мол, все эти... хе-хе-с... магические штучки с тлеющими углями — сплошное надувательство, привело зулуса в такое бешенство, что он грозился не оставить камня на камне в этой дыре, если ему немедленно не принесут корыто с горящими головешками.
Циттер Арпад, только этого и ждавший, велел внести заранее приготовленный таз и разбросать по цементному полу пылающие уголья.
Узибепю присел на корточки и, жадно раздувая ноздри, принялся вдыхать удушливый чад. Глаза его постепенно стекленели.
Казалось, он что-то видел, толстые губы беззвучно шевелились, как будто зулус разговаривал с фантомом.
Внезапно он вскочил, испустив душераздирающий вопль, — такой пронзительный и страшный, что пьяный гвалт в таверне мигом стих и в двери одна за другой стали осторожно просовываться мертвенно-бледные физиономии оробевших гуляк.
Сбросив одежду, совершенно голый негр, гибкий и мускулистый, как черная пантера, начал кружить в каком-то диком ритуальном танце вокруг зловеще пламенеющих углей; с пеной у рта он носился по кругу, с невероятной быстротой мотая головой из стороны в сторону.
Зрелище было настолько жутким и необычным, что даже у видавших виды чилийских матросов от панического ужаса перехватило дыхание — то и дело кто-нибудь из них хватался за стену, чтобы не упасть со скамейки, на которую они взобрались.
Танец закончился внезапно, словно по неслышному приказу; казалось, зулус снова пришел в себя — и только его лицо оставалось пепельно-серым — медленно, стараясь сохранить равновесие, он взошел босыми ногами на тлеющие угли и замер...
Минута за минутой проходили в наступившей тишине, и странно — никто из присутствующих не улавливал ничего, что хотя бы отдаленно напоминало запах паленого мяса. Когда негр сошел наконец с огненной кучи, «профессор», придирчиво осмотрев его ступни, не обнаружил на них ни малейшего следа ожога — кожа была абсолютно чиста и даже как будто прохладна.
Какая-то девушка в черно-синем одеянии Армии спасения, потихоньку вошедшая в трактир со стороны переулка, застала уже заключительную часть опасного «аттракциона»; подождав, когда зулус освободится, она приветливо, как старому знакомому, кивнула ему.
— Ба, ты-то откуда в нашем гадючнике, Мари? — загудела удивленно «Портовая свинья» и, облапив девушку, сочно расцеловала в обе щеки.
— Сегодня вечером шла мимо и заметила в окно мистера Узибепю... Я знаю его по кафе «Флора»: хотела просветить его темную душу Словом Божьим и почитать Писание, но он, к сожалению, почти не понимал по-голландски... — сбивчиво принялась объяснять Мари Фаац, — а меня... меня послала одна благородная дама из монастыря бегинок, чтобы я привела его наверх... Там, наверху, еще двое ученых господ...