Том 1. Волшебный рог бюргера. Зеленый лик

— Могу ли я вас хотя бы изредка навещать в Антверпене? — нарушил наконец молчание Фортунат и сам не узнал своего голоса, так неуверенно, почти робко звучал он сейчас. — Да-да, знаю, вы предлагаете довериться судьбе и терпеливо дожидаться высочайшего приговора. Не полагаетесь на себя и думаете, письма менее опасны, чем встречи с глазу на глаз? Нам обоим нет никакого дела до толпы и до ее пошлых пересудов, мы стремимся совсем к другой жизни, зачем же тогда возводить эту китайскую стену?..

Ева повернулась так, чтобы Хаубериссер не видел ее лица.

   — А вы уверены, что мы действительно созданы друг для друга? Совместная жизнь двух влюбленных могла бы быть поистине чудесной — почему же тогда этого, как правило, не происходит и пылкая любовь в скором времени сменяется горечью и отторжением?.. Все же согласитесь: есть что-то противоестественное в том, что мужчина «прилепляется» к женщине. Не могу отделаться от впечатления, что при этом его крылья надламываются и отмирают... Пожалуйста, дайте мне договорить, я и так знаю, что вы собираетесь сказать...

   — Нет, не знаете! — воскликнул задетый за живое Фортунат. — Боитесь, что я заговорю о своих чувствах, буду делать какие-то признания, а мне только хотелось... мне хотелось... Ладно, молчу... И все же так нельзя... Слова Сефарди, с какими бы честными намерениями они ни были сказаны и как бы сильно, от всего сердца, я ни надеялся на то, что когда-нибудь они исполнятся, тем не менее — я чувствую это все отчетливей и больнее — воздвигли меж нами почти непреодолимый барьер. И если мы сразу его не разрушим, он еще долго будет разделять нас. Впрочем, может, оно и лучше... В душе я даже рад, что все

случилось так, а не иначе... Трезвый бюргерский брак по расчету нам, похоже, не грозит, — вас не шокирует, Ева, что я все время говорю «мы», «нам», «нас»? — другое дело слепая страсть... Доктор Сефарди был, конечно, прав, когда говорил, что истинный смысл супружества утрачен...

— И боюсь, безвозвратно!.. — воскликнула Ева. — Если бы вы знали, какой беспомощной и беззащитной чувствую я себя пе ред лицом жизни! Да и не лицо это вовсе, а морда — мерзкая морда прожорливого, внушающего брезгливое отвращение чудовища! И куда ни глянь, всюду эта морда — тупая, пошлая, самодовольная... Она еще и говорить умеет— слова покрыты таким толстым слоем пыли, что за ним и смысла-то не разглядеть! Иногда я кажусь себе ребенком, который мечтает о каком-то сказочном мире, а его изо дня в день таскают в балаган и заставляют смотреть на наглые, размалеванные рожи ленивых, заплывших жиром фигляров, под улюлюканье черни ломающих гадкую мещанскую комедь. Брак выродился в какую- то тягостную отвратительную обязанность, лишающую любовь ее очарования и унижающую влюбленных своей глупой бюргерской целесообразностью. Супружеская жизнь — это что-то вроде медленного и безнадежного погружения в смрадную чавкающую трясину... Ну почему у людей не так, как у бабочек-однодневок?! — Девушка остановилась и с тоской посмотрела на искрящуюся поверхность небольшого пруда, над которой живой вуалью сказочной феи висело эфемерное золотистое облачко мотыльков. — Годами пресмыкаются они жалкими червями во прахе земном, готовятся к свадьбе, как к какому-то священному таинству — и все это, чтобы один-единственный день, взмыв в недоступное небо восхитительной бабочкой, насладиться любовью, а потом... потом умереть... — Вздрогнув, она внезапно замолчала.

Хаубериссер видел по ее потемневшим, экстатически расширенным глазам, что они сейчас заглянули в будущее... Охваченная провиденциальным ужасом, девушка дрожала как осиновый лист. Он взял ее похолодевшую руку и поднес к губам.

Некоторое время Ева стояла неподвижно, потом медленно, словно в забытьи, обвила руками его шею и поцеловала...

— Когда же ты станешь моей, Ева? Жизнь так коротка...

Она ничего не ответила, и они молча, думая каждый о своем, направились к ажурной решетке ворот, у которых девушку ожидала карета барона Пфайля.

Видя, что час расставания близок, Фортунат хотел повторить

свой вопрос, но Ева опередила его — остановилась и порывисто прижалась к нему всем телом.

— Я жажду тебя, — прошептала она еле слышно, — жажду, как жаждут смерть. У нас будет свадьба, можешь мне поверить, но тому, что в этом балагане называют браком, не бывать...

Смысл ее слов едва доходил до его сознания; пьяный от счастья Фортунат сжимал возлюбленную в объятиях и не сразу почувствовал, как темный ужас, все еще владевший ею, проник и в его душу, а потом... потом он уже ничего не чувствовал, только вставшие дыбом волосы у себя на голове да этот невесть откуда взявшийся ледяной вихрь, от которого у них обоих захватило дух, — казалось, ангел смерти вознес их ввысь на своих крылах, подальше от праха земного, в недоступное небо, к вечно цветущим нивам изумрудного Элизиума...