Том 1. Волшебный рог бюргера. Зеленый лик

От многих исходила самая искренняя тревога за судьбу этой странной, бредущей, как сомнамбула, по ночному городу одинокой женщины, она отчетливо ощущала устремленный на себя теплый сочувственный ток, очень хорошо сознавая, что глядящие ей вслед мирные обыватели не имеют ни малейшего понятия о том, какие прекрасные эмоции пробуждаются иногда в их душах, — да они и не подозревали, почему оглядывались на нее, совершенно незнакомую им женщину, и конечно же, спроси их, стали бы смущенно оправдываться, будто сделали это случайно, из любопытства или по каким-нибудь еще не менее «правдоподобным» мотивам.

С удивлением обнаружила она, что людей связывают тайные невидимые узы, что человеческие души узнают друг друга как бы помимо телесной оболочки и даже вступают в переговоры на языке каких-то неуловимых вибраций и настроений, слишком тонких для внешних органов чувств. Как хищные звери, завистливые, кровожадные и коварные, всю свою жизнь потомки Адама враждуют, но достаточно одной крошечной щелочки в повязке, закрывающей им глаза, чтобы из заклятых врагов получились верные и преданные друзья...

Все более пустынными и угрюмыми становились переулки, по которым ее вела чья-то чужая воля; Ева уже не сомневалась, что в ближайшие часы с ней случится нечто ужасное, — скорее всего насильственная смерть от руки какого-нибудь убийцы, — если только не удастся разрушить колдовские чары, принуждающие ее идти вперед, однако она даже не пыталась сопротивляться — безропотно подчинилась невидимому поводырю, абсолютно уверенная, что это ночное приключение — лишь еще один шаг к желанной цели.

Переходя по узкому металлическому мостку через какой-то грахт, она заметила возвышающийся неподалеку мрачный силуэт церкви св. Николая — храм с двумя стрельчатыми башнями казался предостерегающе воздетой к небу черной дланью с оттопыренными «рогаткой» перстами — и облегченно вздохнула: это, должно быть, Сваммердам взывал к ней в безутешном горе по убиенному Клинкербоку.

Однако затаившаяся вокруг настороженная враждебность подсказывала, что это не так: из каждой пяди земли исходила угрюмая ненависть — холодная, неумолимая, яростная, она всегда направлена против того, кто осмелится преступить законы мира сего и сбросить оковы своего рабства.

Только теперь Ева по-настоящему испугалась, сломленная сознанием собственной беспомощности.

Попыталась остановиться, однако ноги сами несли ее дальше — казалось, она утратила всякую власть над своим телом.

Девушка в отчаянье подняла глаза к небу, и душа преисполнилась покоем и умиротворением при виде бесчисленных сонмов звезд, подобно всесильным покровителям неусыпно взирающим мириадами мерцающих очей вниз, на землю, дабы ни один волос не упал с головы их избранницы. Она вспомнила о величественных мужах в небесном чертоге, в руки которых предала свою судьбу, — достаточно одному из этого собора бессмертных хотя бы бровью повести, и земной шар рассыплется прахом...

И вновь в барабанные перепонки ударили варварские гортанные звуки — грубые, страстные, неистовые, сейчас они рокотали совсем рядом, поторапливая ее; и тут вдруг выплыл из темноты дряхлый сутулый дом на стрелке двух грахтов... Тот самый, в котором был убит Клинкербок...

На чугунной ограде канала примостился какой-то человек; он сидел совершенно неподвижно, наклонившись вперед, и, казалось, весь обратился в слух, напряженно прислушиваясь к ее приближающимся шагам...

Ева сразу поняла: вот он — демонический магнит, притянувший ее на Зеедейк!

Она еще и лица-то его не разглядела, а по сковавшему ее смертельному ужасу, от которого кровь в жилах мгновенно застыла, уже знала, что это тот самый кошмарный негр, явившийся вчера в каморку сапожника.

Хотела позвать на помощь, но всякое волевое начало в ней было подавлено властным рокотом колдовских тамтамов, связь с телом прервалась, оно теперь ей не принадлежало... Все это очень напоминало смерть: Ева покинула свою бренную плоть, даже видела себя со стороны — вот она неверной деревянной походкой подошла к кафру и замерла рядом с ним.

Приподняв голову, он, казалось, смотрел на нее, однако видны были только жутко поблескивающие белки — глазные яблоки закатились как у спящего с открытыми глазами.

Сейчас, когда негр явно пребывал в каком-то странном экстатическом состоянии и его тело оцепенело, подобно трупу, достаточно легкого толчка, чтобы оно свалилось в воду, но, заклятая магическими ковами, Ева сама находилась не в лучшем положении и была бессильна что-либо предпринять.

Итак, оставалось только покорно ждать, когда он придет в себя, и тогда... тогда — кролик, парализованный неумолимо жестоким взглядом удава, открытая пасть и... От неизбежного девушку

отделяли считанные минуты — лицо зулуса уже время от времени судорожно подергивалось, и это было первым признаком того, что сознание возвращалось.