Критики.
Эта эпоха дала довольно много даровитых критиков. Из них наиболее известен, и по восхищению, которое он вызывал при жизни, и по позднейшим нападкам на него, Лагарп, о котором мы упомянули в начале этой главы как о драматурге. С 1786 года Лагарп, оставив театр, посвящает свои силы почти исключительно своему курсу в лицее и становится очень влиятельным профессором-критиком. Он читал здесь свои хорошо обоснованные лекции до 1794 года, когда его, в качестве «подозрительного», посадили в тюрьму, несмотря на его заверения в полной преданности новому режиму. Эта неприятность вызвала в нем полный переворот. Он сделался большим врагом философии XVIII века и даже святошей. Снова заняв свою кафедру, он продолжал читать, но уже в новом духе, приблизительно до конца века; затем он собрал свои лекции и издал их под заглавием Курс литературы (Cours de litterature). Это сочинение, представляющее собою первый последовательный обзор истории литературы от древних времен до нашего времени, долго было классическим и оставалось таковым почти до наших дней. Оно в разных своих частях написано крайне неровно. Лагарп плохо знал греческий и латинский языки, равно как и римскую историю. Эти пробелы отразились на твердости и отчетливости его суждений об античных писателях. Часть его курса о новой литературе гораздо лучше, да и гораздо подробнее. Она не лишена достоинств. Лагарп очень хорошо понимает Корнеля, особенно Расина, даже Мольера, хотя и не ставит его так высоко, как, может быть, следовало бы; понимает и Лафонтена и Боссюэ. Его «XVII век» и теперь еще может быть прочитан с пользой. На его «XVII веке» несколько, отразились его пристрастие и та шаткость в основах, от которой не может быть свободен человек, сначала боготворивший, а потом совсем отвергший целую категорию писателей и мыслителей. Однако и здесь много очень верных и довольно проницательных суждений, всегда выраженных тем ясным, легким, пожалуй, немного расплывчатым языком, который часто бывает свойствен преподаванию. «Ясность — это вежливость профессоров», — сказал Жерюзе. Этим видом учтивости Лагарп, за отсутствием прочих, отличался в высокой степени. Его заслуги сначала слишком переоценивали, затем столь же несправедливо стали умалять. Нам нет нужды реабилитировать его. Всякая критика осуждена на полное забвение, и в этом нет вопиющей несправедливости. Необходимо только указать, что Лагарп остается одним из надежных путеводителей для молодежи при первом ее ознакомлении с историей литературы. Правильно сказал о нем Сент-Бёв: «Хорошо пройти через Лагарпа даже тому, кто скоро уйдет от него».После Лагарпа необходимо отметить еще несколько критиков, которые в ту эпоху пользовались известным, отчасти значительным влиянием: это — Жоффруа, Морелле, Дюссо, Гофман и Фелез.
Жоффруа в юности, следуя моде, царившей около 1745 года, написал трагедию Смерть Катона; он был очень популярным преподавателем риторики в Наваррском коллеже и коллеже Мазарини и сотрудничал в Литературном Ежегоднике (Аппёе Litteraire) после смерти Фрерона и в Journal de Monsieur[95]
. Он отнюдь не был знаменит, когда в 1800 году ему поручили вести театральный отдел в Журиаль де Деба (Journal des Debats). Его статьи здесь отличались необыкновенной живостью и пылом и вместе резкостью, доходившей до беспощадности. Очень образованный, подлинный «гуманист» (знаток классической древней литературы), он обладал умением быстро устанавливать сравнения между современными произведениями и классическими, причем критерием достоинства современных произведений была степень их близости к классическим; а привыкнув исправлять ученические сочинения с известной строгостью, которая в пылу литературных битв превращалась в свирепость, он являлся чрезвычайно основательным, превосходно вооруженным и грозным литературным судьею. К сожалению, его честность не стояла выше подозрений. Четырнадцать лет держал он указку наставника в Журиаль де Деба. Он умер в 1814 году.