14 октября разыгрались два решительных сражения. Наполеон, прочно утвердившийся на Заале, у Иены, думал, что перед ним главная прусская армия. Князь Гогенлоэ впал в обратную ошибку: он полагал, что имеет дело только с той частью французской армии, которая выиграла сражение у Заальфельда; поэтому он не выработал никакой диспозиции для боя и, пренебрегая противником, даже на следующий день только в 9 часов утра стал во главе своего войска. Напротив, Наполеон хорошо использовал ночь с 13 на 14 октября: по его приказу гренадеры Ланна за ночь вскарабкались на крутые склоны плоскогорья Ландграфенберг, господствующего над Заале[31]
. Утром Ланн под прикрытием густого тумана отбросил прусские аванпосты и поспешно занял плоскогорье своей пехотой и артиллерией, между тем как Ожеро на левом фланге наступал по единственной дороге, ведущей на Веймар вверх по склонам Мюленталя. Когда туман рассеялся, пруссаки с изумлением увидели, что французы спускаются по скатам Ландграфенберга. Ланн атаковал их с фронта. Сульт отрезал им путь на Дорнбург; Ней, пройдя между Ланном и Ожеро, прорвал прусский центр и овладел важной позицией при Фирценгейлигене. В этот момент правое прусское крыло под начальством Рюхеля подоспело из Веймара с намерением возобновить битву. Наполеон приказал произвести общее наступление. Мюрат бросил свою конницу на дрогнувшие неприятельские войска и превратил их отступление в бегство.Корпус Гогенлоэ, разбитый Наполеоном при Иене, составлял лишь меньшую часть прусской армии. Главные же силы последней, под начальством герцога Брауншвейгского, поспешно шли от Веймара к Наумбургу через Ауэрштедт с целью вновь овладеть линиями Заале и Эльстера. Накануне битвы при Иене Наполеон, будучи уверен, что ему предстоит бой со всей прусской армией, послал Даву и Бернадотта к Наумбургу, предписав им перейти Заале и зайти в тыл пруссакам. В ночь с 13-го на 14-е Даву прочно утвердился в Кезенском ущелье. На следующий день Блюхер сделал попытку выбить его оттуда, но без успеха. Приближалась вся прусская армия в количестве 54 000 человек, а Даву мог противопоставить ей только 26 000. Тщетно звал он на помощь Бернадотта, предлагая даже стать под его команду; Бернадотт, не любивший делить славу с другими и не желая связываться с противником, слишком превосходящим его по численности, сослался на приказ императора и отступил к Дорнбургу, где и остался бездеятельным и бесполезным между двух боевых арен. Даву, полагаясь только на свое мужество и мастерски поддерживаемый своими тремя дивизионными командирами, храбрейшими из храбрых — Гюдэном, Фрианом и Мораном, постепенно ввел в бой свои дивизии, все время находясь под прикрытием благодаря ущелью. Корпус Гюдэна, выстроенный в карре, продвинулся до Гассенгаузена. Фриан, заняв его правый фланг, сдерживал Вартенслебена; наконец, когда противник благодаря своему численному перевесу грозил сломить левое крыло французов, подоспел Даву с дивизией Морана и довершил победу в знаменитом отныне местечке Ауэрштедте. Наиболее опытные из прусских военачальников, герцог Брауншвейгский и Шметтау, были смертельно ранены, принц Вильгельм выведен из строя, Моллендорф убит на месте. Даву, который «ничего не забывал и все делал кстати», думал не только о победе, но и о том, чтобы использовать ее, и отбросил пруссаков на императора. Прусский король, потеряв голову, велел отступить к Веймару, и здесь беглецы из-под Ауэрштедта встретились с беглецами из-под Иены. Это был ужасающий хаос: люди, лошади и фуры сбились в одно стадо, охваченное смятением, без предводителей. 22 000 убитых и раненых, 18 000 военнопленных, 200 орудий и 60 знамен — таковы были трофеи этой двойной победы, стоившей французам 12 000 человек ранеными и убитыми.