Том 10

Последние годы перед войной отмечены литературной борьбой за изживание условного человека. Литература борется за восстановление генетических линий и связывает нити, тянущиеся от современного человека к историческому прошлому, — на первом этапе эти нити были оборваны и порой обрывались умышленно, как, например, деятельностью РАППа. В поисках великого исторического наследства литература обращается к историческому роману. В последние годы перед войной он преобладает над другими жанрами. Это романы: «Севастопольская страда» Сергеева-Ценского, «Дмитрий Донской» Бородина, «Чингисхан» и «Батый» Яна, «Великий Моурави» Антоновской, «Возмутитель спокойствия» Леонида Соловьева и предшествующие им: «Разин Степан» Чапыгина, «Болотников» и «Труды и дни Ломоносова» Георгия Шторма, «Кюхля» и «Смерть Вазир-Мухтара» Юрия Тынянова, «Цусима» Новикова-Прибоя, «Одетые камнем» Ольги Форш и ее трилогия из времен Екатерины II и многое другое.

Гуманизм советского строя сказался во всенародной заботе о детях. Начатая в двадцатых годах советская детская литература завоевала всемирное признание. На английский, испанский, польский, болгарский, японский и другие языки, а также на языки всех народов Советского Союза переведены книги Чуковского, Маршака, Ильина, Михалкова, Бориса Житкова, Барто и других поэтов и прозаиков.

Война завершает два с половиной десятилетия советской литературы, богатой и своеобразной, со всеми достоинствами и недостатками молодости. Прежде всего, это литература десятков миллионов читателей. В ее развитии есть особенная черта, которую история литературы не знала: это идейно вдохновляющая помощь партии и правительства и лично — товарища Сталина.

Война открыла новый этап, новый ее период. Мы присутствуем при удивительном явлении. Казалось бы, грохот войны должен заглушить голос поэта, должен огрублять, упрощать литературу, укладывать ее в узкую щель окопа. Но воюющий народ, находя в себе все больше и больше нравственных сил в кровавой и беспощадной борьбе, где только победа или смерть, — все настоятельнее требует от своей литературы больших слов. И советская литература в дни войны становится истинно народным искусством, голосом героической души народа. Она находит слова правды, высокохудожественные формы и ту божественную меру, которая свойственна народному искусству. Пусть это только начало. Но это начало великого.

Таковы три этапа, три периода, три ступени, по которым поднимается советская литература. В ее развитии можно подметить одну закономерность: удача писателя, движение литературы вперед всегда шло от нового содержания социальной жизни. Содержание часто опережало форму. И часто — сочувствие к содержанию и воображение читателя дополняли то, что в книге было указано пунктиром или в виде схемы, то, на что у писателя еще не хватало сил и опыта для изображения. Можно назвать произведения, широко популярные среди читателей и любимые ими, как, например, «Как закалялась сталь» Островского, которые в художественном отношении и в отношении пластичности языка не могут полностью ответить возросшим эстетическим требованиям нашего современного читателя.

Мы не гурманы и не эстеты. Но, ставя общие задачи нашей литературы, выдвигая прежде всего — жизненную правдивость, политическую актуальность, мастерство пластики, живописности, композиции, богатство и свежесть языка, мы неустанно должны подтягивать форму к содержанию, требовать от литературы таких же смелых дерзаний, какие совершает наш народ, требовать такой же нравственной высоты, на которую поднялся наш народ, требовать от искусства чуда, ибо наш народ перед лицом всего мира совершает чудо в своей борьбе за родину.

Третий краеугольный камень нашей литературы, заложенный Октябрем, — это многонациональный характер советского литературного движения.

Никогда история мировой литературы не знала такого согласного многоголосого и взаимно оплодотворяющего литературного хора, как в Советском Союзе. Тарас Шевченко с горькой иронией в своей поэме «Кавказ» говорит, что в царской России все народы «от молдаванина до финна, на всех языках, все молчат». Слишком хорошо известна насильственная русификация, проводившаяся в Российской империи, — подавление царской цензурой национального развития народов, как будто можно было заставить народы забыть свой родной язык, свое историческое прошлое, подавить в них священное стремление к независимости!.. Если бы не Октябрьская революция с ее прямолинейной и честной национальной ленинско-сталинской политикой, — Россию, вне сомнения, постигла бы участь всякого лоскутного государства. Так навсегда распалась священная Римская империя, так неминуемо распадается Третья империя, наспех окровавленными нитками насильственно сшитая фашизмом из государств Европы.