Том 10

— Я стараюсь понять, — сказала она. — Хочу понять. Я не хочу… не хочу прожить жизнь без пользы.

Он намеревался сказать еще что-то, но опустил глаза и промолчал.

Закончил он разговор так же, как начал:

— О господи! Леди Тарврилл смотрит на вас, леди Харман.

Леди Харман повернулась к хозяйке и ответила ей улыбкой на улыбку. Уилкинз, отодвинув стул, встал.

— Я был бы рад как-нибудь продолжить этот разговор, — сказал он.

— Надеюсь, мы это сделаем.

— Что ж! — сказал Уилкинз, и взгляд его вдруг затуманился, а потом их разлучили.

Наверху в гостиной леди Харман не успела поговорить с ним: сэр Айзек рано приехал за ней, — и все же она не потеряла надежды с ним встретиться.

Но они не встретились. Некоторое время она ездила на званые обеды и завтраки с чувством приятного ожидания. А потом рассказала обо всем Агате Олимони.

— И больше я его не видела, — заключила она.

— Его никто больше не видит, — сказала Агата многозначительно.

— Но почему?

В глазах мисс Олимони появилось таинственное выражение.

— Моя дорогая, — прошептала она, озираясь. — Неужели вы ничего не знаете?

Леди Харман была невинна, как дитя.

И тогда мисс Олимони взволнованным шепотом, умалчивая о всяких ужасах, но богато расцвечивая подробности, как любят делать старые девы, внеся два совершенно новых добавления, которые пришли ей в голову, и не называя имен, так что ничего нельзя было проверить, поведала ей ужасную широко известную в то время историю о безнравственности писателя Уилкинза.

Подумав, леди Харман решила, что это объясняет многое из сказанного во время их разговора и в особенности последний взгляд.

Все это, должно быть, началось уже тогда…

Пока леди Харман делала благородные и ревностные попытки постичь смысл жизни и разобраться, в чем состоит ее общественный долг, строительство общежитии, задуманных ею — как она теперь понимала, слишком преждевременно, — шло своим чередом. Порой она старалась о них не думать, отвернуться, убежать от них подальше, а порой, забывая обо всем остальном, только и думала об этих общежитиях, о том, что с ними делать, какими они должны быть и какими не должны. Сэр Айзек не уставал повторять, что это ее детище, спрашивал ее советов, требовал одобрения — словом, так сказать, без конца предъявлял за них счет.

Общежитии строилось пять, а не четыре. Одно, самое большое, должно было стоять на видном месте в Блумсбери, недалеко от Британского музея, другое — на видном месте перед парламентом, третье — на видном месте на Ватерлоо-роуд, близ площади святого Георга, четвертое — в Сайденхеме и пятое — на Кенсингтон-роуд, с тем расчетом, чтобы оно бросалось в глаза многочисленным посетителям выставок в «Олимпии».

В кабинете сэра Айзека в Путни лежала на этажерке роскошная сафьяновая папка с великолепным золотым тиснением: «Общежития Международной хлеботорговой и кондитерской компании». Сэр Айзек очень любил после обеда звать леди Харман в свой кабинет и обсуждать с ней планы; он усаживался за стол с карандашом в руке, а она, сев по его просьбе на подлокотник кресла, должна была одобрять всевозможные предложения и улучшения. Эти общежития должен был проектировать — и уже проектировал — безропотный архитектор сэра Айзека; и фасады новых зданий было решено облицевать желто-розовыми изразцами, уже знакомыми всем по филиалам «Международной компании». По всему фасаду должна была пройти крупная надпись: «МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОБЩЕЖИТИЯ».

Строительные участки на планах значились немногим больше самого здания, и строители из кожи лезли вон, стараясь дать как можно больше полезной площади.

— Каждая лишняя комната — это лишняя единичка в знаменателе наших затрат, — говорил сэр Айзек, заставляя жену вспомнить школьные времена.

Наконец-то ей пригодилось знание дробей. На первом этаже было запроектировано много удобных и просторных комнат, а также столовая, которую можно использовать и для собраний («Для танцев», — сказала леди Харман. «Ну, это занятие едва ли желательно», — сказал сэр Айзек), всякие подсобные помещения, квартира для управительницы («Пора подумать об управительницах», — сказал сэр Айзек), контора, библиотека и читальня («Мы подберем для них хорошие, серьезные книги, — сказал сэр Айзек, — тогда они не будут забивать себе головы всяким вздором»), несколько мастерских со столами для кройки и шитья — это предложила Сьюзен Бэрнет. А на верхних этажах одна над другой, как ячейки в улье, должны были расположиться спальни с самыми низкими потолками, какие только позволяли строительные правила. Предполагалось построить большие общие спальни с перегородками по три шиллинга шесть пенсов в неделю — со своим бельем — и отдельные комнаты стоимостью от четырех шиллингов шести пенсов до семи шиллингов шести пенсов. На каждые три перегородки и на каждую отдельную спальню полагалась раковина с горячей и холодной водой. В больших спальнях были выдвижные ящики под кроватями, стенные шкафы, полки для посуды, зеркала и отопительные батареи и на каждом этаже туалетная. Порядок образцовый.