Том 10

— Ну, а коли пришлось бы? — настаивал мистер Дарлинг.

— Я подошел бы к ней, похлопал по спине и сказал: «Мужайся!» А как она стала бы спрашивать, почему, я бы все и сказал, не сразу, конечно, а помаленьку.

— Нет, вы ее не знаете, — сказал мистер Дарлинг. — Ну, а ты. Генри, как бы сказал?

— Сама бы пускай догадалась, — отвечал Генри. — Женщины на это мастерицы.

Мистер Дарлинг подумал немного и решил, что это тоже не подходит.

— Ну, а ты? — спросил он рыжеволосого парнишку, начиная отчаиваться.

Рыжеволосый ответил не сразу; он уставился на мистера Дарлинга, продолжая лизать край сигареты. Потом не спеша заклеил ее и принялся размышлять над вопросом.

— Пожалуй, — сказал он негромко и важно, — пожалуй, я просто сказал бы: «Мэри…», или «Сьюзен», или как там ее…

— Тильда, — подсказал мистер Дарлинг.

— «Тильда, — сказал бы я, — бог дал, бог и взял, Тильда. Помер он». Что-нибудь вот такое.

Рыжеволосый откашлялся. Он, видно, был растроган своей простой, но убедительной речью. Мистер Дарлинг минуту-другую с большим удовольствием обдумывал услышанное. А потом почти с раздражением промолвил:

— Да куда же он все-таки провалился, чтоб ему было пусто!

— Ну, будь что будет, — продолжал мистер Дарлинг, — а нынче я ничего ей не скажу. Пасынка я потерял, так теперь еще и без сна оставаться! Ну, нет. А превосходное у вас пиво, мистер Мергелсон, скажу я вам. В жизни лучшего не пробовал, ей-ей! Знатное пиво!

Мистер Дарлинг еще угостился…

Возвращаясь домой через залитый лунным светом парк, он все раскидывал умом, как лучше сказать жене о случившемся. Он ушел из замка немного рассерженный тем, что Мергелсон отверг его предложение, такое удачное, походить вокруг дома и покричать. «Мальчишка сразу узнает мой голос. А ее милость не станет возражать. Она, верно, уже спит». Лунный свет понемногу его успокоил.

Но как все-таки сказать жене? Он пробовал начинать речь и так и этак перед готовой слушать луной.

Есть, к примеру, такой вот неплохой способ — взять да и бухнуть: «Знаешь, а парень-то твой…» (Немного подождать, чтоб спросила.) И тут же: «Пропал куда-то бес-про-во-ротно…»

Только вот никак не выговоришь — «бес-про-воротно»…

Или же так — с горестным спокойствием: «Ну и прескверная же вышла штука. Прескверная. Парень-то наш бедный — Арти — пропал бес-про-во-ротно». И опять это «бес-про-во-ротно».

Или, может, так — с волнением: «Уж не знаю, как ты это примешь. Тильда, только надо мне кое-что тебе сказать. Дрянные новости. Вроде, пропал у них наш Арти — чисто, и не было. Как в воду канул».

Или же сердечно и снисходительно: «Возьми себя в руки. Тильда. Покажи, что ты женщина сильная. Мальчик-то наш… ик!.. пропал».

И вдруг он в отчаянии обратился ко всему парку:

— Что я ей ни скажи, а все равно выйду кругом виноват. Я ее знаю!

Тут до него дошел весь смысл случившегося.

— Бедный парнишка!.. — вздохнул он. — Бедненький мальчик!.. — И он заплакал настоящими слезами. — Я любил его, как родного…

Окружающая тьма ничего ему не ответила, и он повторил эти слова громче, почти с вызовом… Несколько раз он тщетно пытался перелезть через садовую ограду: калитки почему-то на месте не оказалось. (Надо завтра проверить, куда она девалась. А сейчас, когда так подавлен горем, разве поймешь, все ли в порядке!)

Калитка отыскалась за углом. Жене он только сказал, что хочет спокойно поспать до утра, и стал вызывающе разуваться, то и дело прерывая в забывчивости это занятие. Все равно скоро светает.

Она строго на него посмотрела и, хоть он нет-нет да и бросал на нее странный взгляд, так ни о чем и не спросила.

Наконец-то он в постели.

Когда гости разъехались и сэр Питер отбыл в Лондон по делам, связанным с изготовлением питательной смеси «Расти большой» и рассылкой патентованных сосок во все обитаемые части света, леди Лэкстон вернулась в постель и не вставала до середины вторника. Ей нужен полный покой и величайшая заботливость горничной, иначе не миновать серьезного нервного расстройства. Прием до самого конца протекал очень бурно. Неосторожная затея сэра Питера — не давать лорду-канцлеру спиртного — повлекла за собой прискорбную стычку во время завтрака, а за ней последовала еще худшая сцена между гостем и хозяином.

— Тут надо действовать с тактом, — сказал сэр Питер и пошел увещевать лорда-канцлера, а жена осталась терзаться жестокими и вполне естественными опасениями. Ибо такт сэра Питера представлял собой нечто совсем особое смесь недомыслия, придирчивости и развязности, — такое не всякому по вкусу…