Том 10

Во время работы он то и дело посматривал наземь, на старую модель. Интересно, будет ли и новая тоже поворачивать налево. Вернее, полетит ли она зигзагами? Должно быть, так. Но, чтобы убедиться, надо пустить ее с более высокой точки, и тем придать большую дальность полету… Может быть, встать на стул?..

Но не здесь же, на виду у всех обитателей этой проклятой гостиницы. Вон из дома как раз выходит какой-то мерзкий субъект в зеленом фартуке — такой уж непременно на тебя оглянется. Да еще и подойдет и начнет глазеть, таких хлебом не корми, только дай поротозейничать. Капитан Дуглас сунул ножницы и обрезки бумаги в карман и со скучающим видом откинулся на спинку стула, потом встал, закурил сигарету, — словом, сделал именно то, что покажется вполне естественным человеку в фартуке, — и, словно прогуливаясь, направился к группе стоявших поодаль буков — за ними начиналась заросшая кустами ложбина. Здесь можно укрыться от любопытных взоров. Надо попробовать еще раз. Эта мысль насчет изгиба крыла очень любопытна; как жаль, что он совершенный невежда в этих вопросах…

У идеального короля всегда озабоченный вид: он правит, он занят великим множеством дел. Но идеальная королева всегда лучится радостью: она стройна, прелестна и величественна, — она занята только собой. И когда около полудня королева Мадлен разогнала наконец утренние облака и вновь явила свой сияющий лик миру, с нетерпением ожидавшему ее у дверей, она была полна благодарности за самое себя и за дарованные ей владения. Она отлично знала, какая она изящная и удивительная; все в ней очаровательно это она тоже знала, и все ей нравилось: руки, мягкие складки чуть подобранного платья, завитки волос на лбу; она держала голову высоко, но не слишком, к почти бескорыстному восхищению горничной, встретившейся ей на лестнице. Она рассчитала время так, чтобы спуститься как раз в те минуты, когда обитатели гостиницы обычно собираются ко второму завтраку. «Ах, вот она наконец!» — послышались восклицания; на веранде перед выходом собрался весь ее двор: Гидж, и профессор, и миссис Баулс, а вот и миссис Гидж идет по лужайке, но где же он, ее возлюбленный?

Мадлен спустилась по лестнице и вышла на воздух. Она ничем не выдала своего удивления. Остальные приветствовали ее возгласами восхищения, и она с улыбкой принимала их комплименты. Ну, а возлюбленный…

Его здесь не было!

Словно в театре поднялся занавес, а зал почти пустой.

Он должен был изнемогать от нетерпеливого ожидания; он должен был все утро сочинять ей стихи или прелестное поэтичное любовное послание, которое она могла бы унести с собой и потом почитать; или, наконец, бродить в одиночестве, предаваясь мечтам о ней. Он должен был чувствовать себя счастливым, что наконец дождался ее. Он должен был стоять сейчас чуть поодаль с пылающими щеками (он так славно краснеет!) и с тем застенчивым, сдержанным и восхищенным взглядом, который говорит женщине несравненно больше, чем открытое обожание. А она подошла бы к нему — ведь она щедрая натура — и протянула бы ему обе руки, а он, точно не в силах устоять, несмотря на свою истинно британскую сдержанность, схватил бы ее руку и после недолгого колебания — что сделало бы это еще заметнее — поцеловал бы эту прелестную руку…

И вместо всего этого его просто здесь не было!

На улыбающемся лице Мадлен не мелькнуло и тени разочарования. Она знала, что стоит ей хоть чуть-чуть нахмуриться, как Джуди и миссис Гидж тотчас же догадаются, а мужчины — те все равно ничего и не заподозрят.

— Как я хорошо отдохнула, — сказала она. — Просто чудесно. А вы что делали?

Джуди, оказывается, наговорилась всласть; мистер Гидж охотился за форелью в ручье; его жена с тонкой улыбочкой сообщила, что «делала кое-какие заметки», и, прибавила она с расстановкой, «наблюдения», а профессор Баулс сказал, что сыграл партию в гольф с капитаном.

— Он проиграл? — спросила Мадлен.

— Бил небрежно и слишком торопился, — скромно ответил профессор.

— А потом?

— Потом он куда-то исчез, — ответил профессор, догадавшись наконец, что ее интересует.

Наступило короткое молчание. Потом миссис Гидж начала было:

— Знаете… — и умолкла.

Все вопросительно посмотрели на нее.

— Это так странно, — прибавила она.

Общее любопытство возросло.

— Наверно, об этом не следует говорить, — продолжала миссис Гидж. — А впрочем, почему бы и нет?

— Вот именно, — подтвердил профессор Баулс, и все придвинулись поближе к миссис Гидж.

— Просто невозможно было не смеяться, — сказала она. — Это так… так необычно…

— Вы о капитане? — спросила Мадлен.

— Да. Понимаете, он меня не заметил.

— Он что… пишет стихи? — Мадлен с облегчением вздохнула и развеселилась. — Так вот в чем дело! Бедняжка! Он, наверно, никак не может подыскать какую-нибудь рифму!

Но у миссис Гидж был слишком таинственный вид, — нет, пожалуй, тут дело вовсе не в стихах.

— Понимаете, я лежала там, в кустах, и кое-что записывала и… вдруг увидела его. Он спустился в ложбину и скрылся из виду. И что бы вы думали, он там делал? Ни за что не догадаетесь. Минут двадцать с этим возился.

Они терялись в догадках.