Том 10

Попросту говоря, капитан был по уши влюблен в Мадлен. Влюблен безумно, сверх всякой меры, установленной для это опасной страсти утонченными и добропорядочными людьми. Первобытный дикарь, что таится в очень многих из нас, явно взял в нем верх. Его любовь не была ни деликатной, ни изящной; это была пылкая, неистовая любовь. Он жаждал быть с Мадлен, с ней, и только с ней, он жаждал один владеть ею и чтобы никто другой к ней даже подойти не смел. Он так пылал, что в эту минуту ничто в мире больше его не занимало, — важно было лишь то, что помогает или мешает осуществлению его желаний. Несмотря на огонь, бушевавший в крови, он заставил себя покинуть Мадлен и пуститься в погоню за Билби, но теперь горько раскаивался в своей решимости. Он надеялся поймать Билби в одну ночь и с торжеством привести его в гостиницу. Но Билби оказалось не так-то легко поймать. А она осталась там, далеко, оскорбленная, разгневанная, брошенная!

— Растяпа в любви, трус на войне! Бог ты мой, я сбежал от всего и от всех! Сначала сбежал с маневров, потом удрал от нее. Тот, кто изменчив, как вода, никогда не сможет победить… Вода! На что мне сдался этот проклятый мальчишка! На кой он мне черт?

— А она там. Одна. И, конечно, начнет флиртовать… разумеется. И поделом мне. Сам во всем виноват. Выдались считанные дни, когда мы могли наконец побыть вместе, а я бросил ее одну. Болван, растяпа, трус несчастный! Еще и карту взял с собой!

Капитан умолк, чтобы перевести дух.

— Черта с два я найду этого поросенка по такой карте! — снова закричал капитан. — А ведь два раза я чуть было его не поймал.

— Ни решительности, ни хватки! Грош цена такому солдату. Грош мне цена, если случай сам лезет мне в руки, а я не умею им воспользоваться. Надо было бежать за мальчишкой еще прошлой ночью, когда тот дурак палил в него овсом. Тогда еще можно было его догнать…

— Бросить все к чертям! Наплевать на все. Бежать к ней. Стать на колени, целовать ее, заставить все забыть и простить!

— Воображаю, как она меня теперь примет!

Капитан яростно подхватил и стиснул в руке смятую под ногами карту.

И вдруг с неба свалился Билби, прямо к его ногам, растрепанный, весь перепачканный землей, но Билби, собственной персоной.

— Силы небесные! — закричал капитан и вскочил на ноги, сжимая в руке карту, точно рукоять мяча. — Что тебе нужно?

Мгновение Билби являл собой молчаливое страдание.

— У-у-у, есть хочу-у-у! — вырвалось у него наконец, и он заревел в голос.

— Да ты не Билби ли? — И капитан схватил его за плечо.

— Они за мной гонятся! — рыдал Билби. — Если поймают, засадят в тюрьму, а там совсем есть не дают. А это вовсе и не я, я не виноват, я ничего не ел со вчерашнего дня…

Капитан мигом принял решение. Довольно колебаний! План ясен. Надо действовать стремительно, как разящий меч.

— Ну-ка! Прыгай в седло позади меня! — скомандовал он. — Да держись крепче!

В эти минуты в капитане проснулись прямо-таки наполеоновские быстрота и натиск. Когда человек, гнавшийся за Билби, добрался до кустов, ограждавших нижнюю дорогу, тут не было ни Билби, ни капитана — ничего и никого, только в дорожной пыли валялась смятая, изорванная карта, в воздухе еще носился легкий запах бензина да издалека долетал слабый стук мотора, словно где-то работала жнейка… А мотоцикл уже мчался за милю от этого места по дороге в Бекинстоун. Восемь миль, восемь довольно тошнотворных миль до Бекинстоуна Билби проделал за одиннадцать минут; и здесь, в маленьком кафе, он получил наконец завтрак — яичницу с ветчиной и самый лучший мармелад! Он воспрянул духом, а капитан между тем совершил набег на велосипедную мастерскую и нанял подержанный, но вполне удобный прицеп, сплетенный из проволоки. И — в Лондон, по утреннему солнцу, прочь от бродяг, преследователей, полицейских, от объявлений о поимке и награде, от булочников, садоводов, прочь от ночных страхов — все это осталось позади на дороге и отодвигалось все дальше и дальше, таяло и мельчало и наконец совсем кануло в вечность…

Капитан удостоил его всего лишь нескольких слов объяснения.

— Не бойся, — сказал он твердо. — Ничего не бойся. Просто расскажи им начистоту все как было, что ты делал, как ты в это впутался, и как выпутался, и как все это случилось.

— Вы повезете меня к судье, сэр?

— Я повезу тебя к самому лорду-канцлеру.

— И тогда они мне ничего не сделают?

— Никто ничего тебе не сделает, Билби. Ты положись на меня. Все уладится, только говори чистую правду.

Ехать в прицепе было довольно тряско, зато очень интересно. Если держаться обеими руками и сидеть прямо, никуда не сползая, то, в общем, ничего страшного не происходит, да и, кроме того, тебя ведь пристегивают ремнем. И — летишь! Все по сторонам так и мелькает. Капитан обгонял всех на дороге и только басовито гудел своим огромным гудком, если ему казалось, что кто-нибудь может загородить им путь. А что до кражи на ферме и всего прочего, то это наверняка уладится…