Том 10

Думаю, что хватит и этих образчиков — все они достаточно характерны. Вот такая-то компания и отправилась на войну. Чего можно было от нее ожидать? Мы старались изо всех сил, — но чего можно было от нас ожидать? По-моему, ничего. Так оно и вышло.

Мы дождались безлунной ночи, ибо необходимо было соблюдать величайшую осторожность и тайну; около полуночи мы стали по двое, по трое пробираться с разных сторон за город, к усадьбе Гриффита; оттуда мы все вместе пешком тронулись в путь. Ганнибал находится в юго-восточном углу округа Марион, на берегу Миссисипи, а мы направлялись к деревушке Нью-Лондон в округе Ролле, до которой было десять миль.

Весь первый час мы весело шутили и смеялись, но долго это продолжаться не могло. Мы все шли и шли, и это начало смахивать на работу, веселость постепенно угасала; безмолвие леса и ночной мрак действовали на нас угнетающе, и вскоре разговоры смолкли, и каждый погрузился в свои мысли. За последние полчаса второго часа не было произнесено ни слова.

Затем мы подошли к бревенчатой хижине, где, по слухам, был расположен сторожевой пост федералистов, состоящий из пяти солдат. Лаймен приказал нам остановиться и в непроглядной тьме под смыкавшимися кронами деревьев начал шепотом излагать план штурма этого дома, отчего тьма стала еще более зловещей. Настала решающая минута. Наш пыл внезапно охладила мысль, что шутки кончились и что мы оказались лицом к лицу с настоящей войной. Но мы с честью вышли из положения. Без колебаний, с проникновенной решимостью мы единодушно заявили, что раз Лаймену хочется нападать на этих солдат, пусть он и нападает, но если он думает ждать, пока мы к нему присоединимся, то ему придется ждать долго.

Лаймен уговаривал, умолял, пытался нас пристыдить, но тщетно. Мы твердо знали, как нам надлежит поступить: обойти дом с фланга, сделав крюк побольше, — что и было выполнено.

Мы углубились в лес, и дела пошли из рук вон плохо: мы спотыкались о корни, путались в стеблях ползучих растений, царапали руки и рвали одежду о колючий кустарник. В конце концов, совсем измученные и запыхавшиеся, мы выбрались на опушку, где нам ничего не грозило, и тут же устроили привал, чтобы перевести дух и заняться своими царапинами и синяками. Лаймен злился, но у всех нас было превосходное настроение: мы обошли ферму, с фланга, мы совершили первый военный маневр, и совершили его успешно, так что нам нечего было вешать нос, — наоборот, мы так и надувались от гордости. Снова посыпались шутки и раздался хохот, поход опять превратился в веселую прогулку.

Затем мы отправились дальше и, прошагав еще два часа, опять умолкли и приуныли; наконец на рассвете мы добрели до Нью-Лондона — грязные, с пузырями на ногах, совсем обессиленные этим небольшим переходом; все мы, за исключением Стивенса, были в чрезвычайно кислом и сварливом настроении и в глубине души проклинали войну. Мы поставили наши старые дробовики в сарае полковника Роллса, ветерана мексиканской войны[128], а затем всем отрядом направились в дом завтракать. После завтрака он отвел нас подальше на луг и там в тени одинокого дерева произнес перед нами речь в добром старом стиле — полную пороха и славы, полную усложненных метафор, звонких прилагательных и напыщенной декламации, которые в те давние времена считались в нашей глуши красноречием. Затем мы поклялись на Библии, что будем верны штату Миссури и изгоним из его пределов всех захватчиков, откуда бы они ни явились и каков бы ни был их флаг. Это совсем сбило нас с толку, и мы не могли понять, какую же сторону поклялись поддерживать. Но полковник Роллс, опытный политик, умевший ловко жонглировать фразами, не испытывал подобных сомнений: он прекрасно знал, что принял от нас присягу в верности Южной Конфедерации. Он завершил церемонию тем, что опоясал меня саблей, которую его сосед, полковник Браун, носил под Буэна-Виста и Молино дель Рей[129], сопроводив это действие еще одним взрывом пышного красноречия.

Затем мы построились в боевую колонну и совершили четырехмильный переход к тенистому и красивому лесу на краю беспредельной, усеянной цветами прерии. Это был восхитительный театр военных действий — военных действий в нашем вкусе.

Мы проникли в лес на полмили и заняли сильную позицию, прикрытую с тыла невысокими холмами, а с фронта — быстрой прозрачной речушкой. В мгновение ока половина отряда уже плескалась в воде, а другая рассыпалась по берегу с удочками в руках. Осел, носивший французскую фамилию, незамедлительно снабдил нашу позицию громким романтическим названием, но оно оказалось слишком длинным, и мы сократили и упростили его в «Лагерь Роллса».