Том 10. Аббат

— Я с радостью обнаруживаю, мой дорогой сын, — промолвил аббат, — что прибыл вовремя и что еще есть возможность удержать тебя у самого края пропасти. Терзающие тебя сомнения — это сорняки, которые обычно произрастают на здоровой почве, и чтобы их искоренить, нужна заботливая рука землепашца. Ты должен прочесть небольшую книжицу, которую я передам тебе в подходящую минуту. В этой книге, с божьей помощью, мне удалось представить в более ясном свете те вопросы, вокруг которых идет борьба между нами и нынешними еретиками, сеющими среди пшеницы такие же мерзкие плевелы, какие еще до них примешивали к добрым семенам альбигойцы и лолларды. Не следует, однако, полагаться на один только разум в борьбе с дьявольскими наущениями. Сопротивление иногда уместно, но чаще следует прибегать к бегству. Ты должен замкнуть свои уши для доводов сторонников ереси, если положение не позволяет тебе избегать их общества. Пусть твои мысли будут прикованы к служению пресвятой деве, вместо того чтобы попусту тратить духовные силы на борьбу с софизмами еретиков. Если ты не сможешь приковать свое внимание к божественным предметам, то уж лучше думай о земных наслаждениях, но не искушай провидение, склоняя свой слух к ложным догматам. Думай о своем соколе, о собаке, удочке, о своем мече и щите… Думай, наконец, о Кэтрин Ситон — это все же лучше, чем отдавать свою душу во власть искусителя. Ах, сын мой! Не считай, что, изнуренный обетами и сгорбившись скорее под бременем невзгод, нежели лет, я забыл о том, какую силу имеет красота над сердцем юноши. Даже бессонными ночами, наряду с томительными мыслями о заточенной королеве, о нашей раздираемой смутами родине, о поверженной и опустошенной церкви, приходят и другие мысли и чувства, принадлежащие к более ранней и более счастливой поре моей жизни. Но да будет так! Мы должны нести наше бремя, пока есть силы, и не напрасно заложены в нашу душу эти страсти, ибо, как это произошло с тобою, они могут прийти на помощь более высоким замыслам. Но знай, сын мой, Кэтрин Ситон — дочь одного из самых гордых и вместе с тем самых могущественных баронов Шотландии. А твое положение не должно было бы тебе позволить парить в твоих мечтах столь высоко. Но так уж случилось. Небо осуществляет свои планы через безумства людские. И честолюбивые стремления Дугласа, так же, как и твои, должны послужить желанной цели.

— Как, отец, — спросил паж, — значит мои подозрения оправдались? Дуглас любит…

— Да, это так, и его чувства столь же неуместны, как и твои, однако остерегайся его… не ссорься с ним… не препятствуй ему.

— Пусть он не ссорится со мной и не мешает мне, — воскликнул паж, — ибо я не уступлю ему ни на шаг, хотя бы в нем одном воплотились души всех Дугласов со времен Темно-серого человека.[59]

— Успокойся, сумасброд, помни, что ваши любовные притязания никогда не столкнутся между собой. Но довольно толковать об этих суетных предметах; используем лучше то время, которое у нас еще осталось. На колени, сын мой! Приди ко мне вновь, после долгого перерыва, со своей исповедью, чтобы при любом повороте событий урочный час застал тебя верным католиком, именем святой церкви освобожденным от бремени грехов твоих. Я не могу выразить свою радость, Роланд, при виде того, как ты снова наилучшим и наиболее достойным образом используешь свои колени. Quid dicfs, mi fili?[60]

— Culpas meas,[61] — ответил юноша; и, в согласии с ритуалом католической религии, он исповедался, получив отпущение грехов, при условии выполнения некоторых дополнительных епитимий. Когда эта религиозная церемония была окончена, к беседке подошел старик в опрятной крестьянской одежде и, поклонившись аббату, сказал:

— Я дожидался, когда вы кончите исповедь, чтобы сказать, что вашего гостя разыскивает управитель и что молодой человек хорошо сделает, если сейчас же отправится к нему. Святой Франциск! Если его станут здесь искать алебардиры, моему саду несдобровать. Они ведь на службе… Есть у них время смотреть, что топчут они — жасмин или турецкую гвоздику!

— Мы сейчас поторопим его, брат мой, — ответил аббат. — Но, боже мой, неужели подобный пустяк еще способен тревожить вас в столь грозное время?

— Достопочтенный отец, — отвечал владелец сада, ибо это как раз он и был, — сколько раз уже я просил вас приберечь ваши возвышенные советы для таких же возвышенных душ, как ваша собственная! Разве я, хоть и скрепя сердце, не выполняю всех ваших просьб?

— Моя единственная просьба, это — чтобы вы оставались самим собой, брат мой, — ответил аббат Амвросий. — Вспомните, кем вы некогда были и к чему призывают вас ваши прежние обеты.