Том 10. Аббат

Иная страсть на дне души таится,

Как порох, скрытый в погребе

                                        дворцовом.

Но вот случайно подожжен пальник —

И гром гремит, и молния сверкает,

И эхо весть о гибели разносит.

Старинная пьеса

Роланд Грейм приник к просвету в живой изгороди остролиста и в ярком свете луны, которая к этому времени как раз взошла, получил возможность, сам оставаясь незамеченным, следить за всеми движениями тех, кто столь неожиданно потревожил его сон; наблюдения пажа лишь укрепили его ревнивые подозрения. Собеседники были поглощены серьезным и, видимо, секретным разговором, который они вели в четырех ярдах от того места, где притаился Роланд Грейм, и он без труда узнал высокую фигуру и бас Дугласа, а также бросающийся в глаза наряд и знакомый голос пажа из подворья святого Михаила.

— Я был у дверей комнаты пажа, — произнес Дуглас, — но его там нет, или он не желает отвечать. Дверь, как обычно, прочно заперта изнутри, и нам никак не проникнуть к нему, а что означает его молчание — мне неясно.

— Слишком уж вы на него полагаетесь, — отвечал его собеседник. — Ведь это глупый юнец с неопределившимися взглядами и горячей головой, которая вряд ли способна что-нибудь принимать всерьез.

— Да ведь это вовсе не я советовал положиться на него, — возразил Дуглас. — Однако меня уверили, что, когда дойдет до дела, он непременно будет на нашей стороне, потому что… — Здесь он понизил голос настолько, что Роланд не мог разобрать ни слова, и это было тем более досадно, что, как прекрасно понимал паж, речь шла как раз о нем.

— Что до меня, — уже более громко произнес собеседник Дугласа, — то я отделался от него несколькими любезными фразами, на которые так падки глупцы; сейчас, однако, решающий момент, и если этот птенчик не внушает вам доверия, придется расчистить путь кинжалом.

— Подобная поспешность вряд ли уместна, — ответил Дуглас. — К тому же, как я уже сказал, дверь его комнаты заперта на ключ и на засов. Пойду еще раз попробую разбудить его.

Грейм сразу понял, что дамы, узнав каким-то образом, что он в саду, заперли дверь наружной комнаты, которая обычно служила ему спальней и где он, подобно часовому, охранял единственный проход в покои королевы.

«Но тогда, — подумал он, — каким образом Кэтрин Ситон оказалась снаружи, если королева и другая дама оставались все еще в своих покоях, а проход в эти покои надежно заперт? Сейчас я доберусь до разгадки всех этих тайн и тогда поблагодарю мисс Кэтрин, если это действительно она, за добрый совет Дугласу по поводу кинжала. Насколько я понимаю, они ищут меня; ну что же, их поиски не останутся бесплодными!»

Дуглас тем временем снова вошел в замок через Борота, которые теперь были открыты. Его собеседник стоял один в аллее, скрестив руки на груди и бросая нетерпеливые взгляды на луну, словно упрекая ее за то, что она может выдать его своим ярким светом. В одно мгновение Роланд очутился перед ним.

— Неплохая ночь, мисс Кэтрин, — промолвил он, — в особенности для молодой девушки, которая в мужском костюме отваживается выйти в сад на свидание с мужчиной.

— Тише! — воскликнул незнакомец. — Тише ты, безмозглый шалопай. Немедленно отвечай — друг ты нам или враг?

— Как я могу быть другом тому, кто отделывается от меня любезными фразами и учит Дугласа разговаривать со мной при помощи кинжала? — в свою очередь спросил Роланд.

— К чертям Джорджа Дугласа и тебя вместе с ним, проклятый дурак, вечный камень преткновения на нашем пути! — воскликнул тот. — Нас обнаружат, и тогда нас ждет смерть.

— Кэтрин, — продолжал Роланд, — вы вели себя вероломно и жестоко. Сейчас нам надо объясниться: вам не уйти от меня.

— Сумасшедший, — воскликнул незнакомец, — я не Кейт и не Кэтрин, луна достаточно ярко светит, чтобы отличить оленя от лани.

— Это переодевание не поможет вам, любезная дама, — возразил Роланд, хватая пришельца за полу плаща, — уж по крайней мере на этот раз я выясню, с кем имею дело.

— Да пустите же меня! — вскричала она, пытаясь высвободиться от него, и продолжала тоном, в котором гнев, казалось, боролся с желанием расхохотаться: — Неужели вы так мало уважаете дочь Ситона?

Но ее смешливость придала новое мужество Роланду, который понял, казалось, что примененное им насилие не воспринимается как непростительное оскорбление. Поэтому он продолжал удерживать ее за плащ, и тогда она сказала уже более серьезным тоном, в котором сквозило явное негодование:

— Да пусти же меня, безумец; ведь сейчас речь идет о жизни и смерти! Я не хочу вредить тебе, но не доводи меня до крайности!

Сказав это, она снова попыталась вырваться, и тут пистолет, который она держала в руке или за поясом, случайно выстрелил. Этот боевой сигнал мгновенно пробудил весь надежно охраняемый замок. Часовой затрубил в рог и ударил в замковый колокол с криком:

— Измена! Все сюда! Сзывай всех сюда?!