Том 10: Атлас Гурагона; Бронзовая улыбка; Корона Гималаев

Ночью ветер утих, и стало заметно теплее. Крупу сменил лохматый медленный снег. Когда утром люди вылезли из палаток, все кругом стало пушистым и белым: верблюды, поклажа, шапки и плечи ночных часовых. Быстро растопили в чайниках этот свежевыпавший снег, приготовили цзамбу и чай. От вчерашней грусти не осталось и следа. Сегодня караванный перезвон показался веселым и бодрым. Но не прошли и двадцати верст, как снова задул ветер. Холодный и сухой ветер с Гоби. Он нес глинистую пыль и мелкий колючий песок. Внизу началась поземка. Сдуло выпавший за ночь снег. Он унесся стелющимся по земле паром. Ноздреватый наст быстро забило пылью. Он стал грязно-желтым. Песок першил в горле, резал глаза. Еле добрались в тот день до колодца Харатолгой, где и заночевали. Костра из-за сильного ветра не разводили. Так и шли вперед, чередуя одинокие ночлеги в степи с короткими дневками. Грифы следовали за караваном, подбирая бараньи кости. Одинокий след тянулся через снежное поле, не пересекаясь ничьим следом. Только отпечатки волчьих лап находили люди поутру на снегу. Петляющие парные отпечатки, смыкающиеся в замкнутый круг. За две недели прошли путь от Хутера до колодца Добойн-изак, откуда начинается хошун алашанского вана.

Лишь 15 декабря добрались до монастыря Тукумунсумэ, основанного шестым далай-ламой Цан-ян-чжяцо. По преданию, этот великий лама нарушал все мыслимые и немыслимые принятые обеты. Не остановился он и перед нарушением обета безбрачия. Он не делал секрета из своей разгульной жизни, и поэтому весь Тибет знал, что избранница живого бога забеременела. Узнали об этом и в Пекине. Китайские астрологи прочли по звездам, что женщина эта родит будущего царя мира, и поспешили с донесением к богдыхану. Богдыхан распорядился немедленно вызвать далай-ламу в Пекин и послал людей убить женщину. Последнее, очевидно, и было в точности исполнено, поскольку предание больше не упоминает о будущем царе мира. Что же касается далай-ламы, то он сумел перехитрить китайского императора. В дороге один из спутников далай-ламы заболел и умер. Цан-ян-джяцо велел обрядить труп в свое одеяние и везти его к богдыхану, а сам ушел бродить по дорогам Индии, Монголии и Тибета, как простой нищий. Он ночевал в горных пещерах, питался скудным подаянием и творил чудеса. Слава о них дошла и до жены алашанского вана. Вот почему, когда нищий далай-лама забрел случайно в столицу правителя алашанских земель, жена вана признала владыку Лхасы и оказала ему все подобающие почести. Примеру княжеской семьи последовал и простой народ. Поэтому Цан-ян-чжяцо, чей прах как будто давно покоился в Пекине, спокойно жил себе в алашанской земле, окруженный всеобщей любовью и преклонением. Новый далай-лама не нарушал уже запретов и предписаний, став образцом аскетизма и святости. Он основал в алашанских степях несколько монастырей, в том числе и Тукумунсумэ.

Монастырь этот возвышается на небольшом холме посреди пустого поля: несколько глинобитных домиков, стены которых чуть сужаются под плоскими крышами, хвосты яков на длинных шестах да заборы из бараньих рогов.

Паломники прошли мимо, решив заночевать у колодца Цзуха. Оттуда недалеко до стойбища, где можно купить баранов и пива из проса.

Колодец, по-монгольски «го», можно увидеть еще издали. Он расположен в святом месте, рядом с мерой — круглой грудой валунов, в которую воткнуты шесты с белыми лентами. Вокруг колодца растет местный саксаул узак — незаменимое зимой топливо.

Пока люди рубили сухой саксаул, осыпающийся легкими, как стрекозные крылья, семечками, Цыбиков вместе с хозяином каравана поехал в стойбище.

Над черными войлочными юртами курился легкий дымок. Пахло навозом и свежерастопленным маслом. Стреноженные лошади выщипывали из-под снега клочки прошлогодней травы. У алашанских монголов всегда много скота, и они не отказываются продать сотню-другую баранов. Еще более охотно обменивают они их на ару — китайский спирт.