Том 10: Атлас Гурагона; Бронзовая улыбка; Корона Гималаев

Цыбиков бродил по узким и кривым улочкам монастыря, стараясь понять, почему столько здоровых и сильных мужчин добровольно отрекаются от активной жизни. Во имя некой высшей истины? Во многих странах есть монастыри. Но нище монахи не составляют столь значительного процента населения. В этой стране нет ни школ, ни музеев, ни больниц, ни театров. Все сосредоточено в монастырях. Обучение грамоте, исследование природы, хранение знаний, ведение исторических хроник, врачевание и красочные ритуальные танцы. Словно целый народ добровольно отрекся от реальной жизни ради невероятной цели, смутно мерцающей впереди. Но разве не то же было в Египте, где служение мертвым заставляло забывать о нуждах живых? Да и можно ли говорить о каком-то добровольном решении народа? Нет, простой люд, хотя и чтит богов, принося им непосильные жертвы, мало расположен сменить простор степей на монастырскую келью. Если бы не полная изоляция от внешнего мира и не изощренная политика китайских властителей, законсервированный порядок здешней жизни рассыпался бы, как извлеченная на свет мумия. Он и так подорван изнутри. Разбой по дорогам страны, где даже сам далай-лама не чувствует себя в безопасности, народные волнения, чудовищная коррупция и жестокость китайской администрации — все это вместе подтачивало основы векового миропорядка. Если чуть-чуть облегчить жизнь монгольского скотовода, заставить его поверить, что лекарства вернее спасут от болезней, чем священные глупости, если научить его детей грамоте не в горных монастырях, а на родном стойбище, то он сумеет стряхнуть сонное оцепенение. Степной житель не стремится к нирване. Он даже не понимает, что это такое. Изощренная метафизика буддизма чужда и непонятна ему. В душе он все такой же язычник, приносящий жертвы стихиям земли. В святом архате он все еще видит шамана с бубном. Недаром религия ламаитов поражает своей варварской пышностью и причудливой фантастичностью, столь чуждыми созерцательному буддизму. Именно такую форму религии и поддерживает пекинский двор. Поверхностному наблюдателю кажется, что в вопросах веры далай-лама является полным властелином в своем государстве. Возможно даже, что так кажется и самому далай-ламе. Но и буддизм в Тибете испытывает влияние Небесной империи. Китайские богдыханы неоднократно посылали в подарок лхасскому двору священные буддийские книги, в том числе свод канонов «Трипитаку».

Главным божеством в китайском буддизме считается «владыка Запада» Амитаба, который царствует в «Стране совершенного блаженства». Верующие в Амитабу попадают в Западный рай Сукхавати, где перерождаются для высшего бытия. На иконах китайской школы часто можно видеть различные вариации одной и той же сценки: «Будда Амитаба встречает душу умершего праведника».

Обыкновенно Амитаба изображается стоящим на лотосе. Крутыми спиралями идут от него лучи благости. Будду сопровождают бодисатвы с цветами лотоса в руках. На один из цветков всходит крохотный ребенок, символизирующий безгрешную душу. В раю этот несущий праведную душу лотос распустится, а праведник обретет блаженство.

Иногда на иконах рая Сукхавати будду и бодисатв сопровождают музыканты и прекрасные танцовщицы. Вообще рай часто условно изображается в виде чудесных, летающих в небе музыкальных инструментов, которые «некасаемые сами звучат». В прекрасных синих озерах, поросших огромными розоватыми лотосами, покоятся праведные души. Над зеркальной водой пролетают пестрые птицы. Вот как говорят о рае сутры:

«В стране совершенного блаженства есть семь драгоценных прудов, наполненных водой восьми заслуг… В пруду лотосы с большое колесо, благоухающие тонким ароматом. В стране совершенного блаженства, в чистой земле Будды есть всевозможные красивые птицы разных цветов — домашние и дикие гуси, цапли, аисты, журавли, павлины, попугаи, калавинки, двухголовые птицы мин-мин и другие. Во все часы дня и ночи они общим хором стройно поют».

Как это удивительно по-китайски! Дело не только в том, что китайские чиновники хотят дать задавленному нуждой тибетскому ремесленнику и монгольскому арату надежду на лучшую жизнь. Это и так одна из основных, пусть не всегда осознанных, целей ламаизма.