Том 10. Мертвое озеро

— Я… нет… мне ничего не хочется! — грустно, тихим голосом отвечал Мечиславский и вдруг закашлялся сильно, жалуясь на боль в боку, так что Остроухов поддерживал его голову. — Сходи, пожалуйста, завтра… к содержателю театра и попроси… дать мне вперед жалованье! — задыхаясь, проговорил с большим трудом Мечиславский.

— На что тебе? — с удивлением спросил Остроухов.

— Мне надо; пожалуйста! Я хочу, чтоб она дня не оставалась здесь…

Остроухов подумал, что больной начал бредить, и поднес ему лекарства.

— Разве я болен? — весь дрожа и приподнимаясь, с испугом спросил Мечиславский и, в изнеможении упав на подушки, он жалобно простонал: — Если он узнает… он не даст мне денег; ты скрой от него, скажи, что у меня даже кашель прошел.

— Успокойся, Федя: я уж знаю, что сказать, — растроганным голосом отвечал Остроухов.

— Не говори… не говори ему, для чего мне надо эти деньги.

Мечиславский замотал головой.

Остроухов подал ему ложку с лекарством и сказал;

— Выпей-ка: скорее выздоровеешь.

Больной дрожащей рукой схватил ложку и с жадностью проглотил ее. Силясь улыбнуться, он произнес:

— Я выздоровею?

Остроухов кивнул головой.

— Так дай мне еще! дай!

— Довольно!

— Когда же мне еще принять?

— Через два часа.

— Через два! — повторил с досадой больной и потребовал часы к себе, но закашлялся и долго лежал, ничего не говоря.

Остроухов, по болезни не присутствовавший в тот вечер в театре, не мог понять причины такого состояния своего друга. Правда, он кашлял и жаловался на боль в боку после своей ночной прогулки за город; но отчего болезнь вдруг так усилилась? и на что ему деньги, к которым он так был равнодушен прежде?

Всю ночь больной тревожился, поминутно будил дремавшего Остроухова, чтоб не пропустить часу, когда надо пить лекарство.

— Ты спишь? — спрашивал больной.

— Нет! а что? — отвечал с раскрытыми глазами Остроухов.

— Не пора ли лекарство?

— Ты недавно принимал.

— Как это можно! уж я лежу, лежу, — и, изменив голос, он продолжал: — Знаешь ли что: мне кажется, я здоров, а только устал. Я завтра сам пойду просить о деньгах… Пусть меня заставляют играть всякий день и что хотят… Да, я всё, всё буду играть… «О чем шумите вы…» — как бы пробуя свой голос, произнес Мечиславский, но закашлялся; после этого он потребовал роль, и, как ни уговаривал его Остроухов успокоиться, больной принялся читать ее; но ему всё казалось темно, ослабевшая рука с ролью падала, глаза сами собой закрывались, и Мечиславский тяжело вздыхал при каждой попытке читать роль.

Глава XXIII Содержатель театра

Рано утром Мечиславский разбудил Остроухова, посылая его скорее к содержателю театра. Остроухов заикнулся было, что еще очень рано; но больной страшно рассердился и так горько заплакал, жалуясь, что никто его не любит и что одна лень его друга придумывает такие отговорки. Остроухов стал одеваться, чтоб утешить больного, который следил за каждым его движением и торопил его. Когда Остроухов вышел из комнаты, больной свободнее вздохнул и закрыл глаза; он так лежал довольно долго; стук в двери заставил его пугливо приподнять голову, и он слабым голосом спросил:

— Кто там?

— Я… доктор! — высунув голову, отвечал вчерашний доктор.

— А, пожалуйста, войдите! — И лицо больного просияло.

Доктор вошел, потер руки и потом уже подошел к кровати, на которую переложили больного. Он пощупал пульс, сделал гримасу и спросил:

— Вы принимали лекарство?

— О, как же!

— Ну, где вы чувствуете сильнее всего боль?

— Я?.. голова! и здесь!

И больной указал на левый бок.

Доктор сел писать рецепт, а Мечиславский стал разглядывать его лицо, которое не отличалось большой нежностью. Больной несколько раз раскрывал рот, чтоб говорить, но не мог — от боли или страха; наконец он тихо прошептал:

— Доктор, доктор!

— Что вам угодно? — спросил доктор, не отнимая глаз от рецепта.

Больной молчал.

— Верно, чего-нибудь кисленького, пить или кушать?.. Нельзя, нельзя!

— О нет… я хочу знать только, опасно я болен… или только так…

Доктор подошел к кровати больного, который продолжал с большой расстановкой:

— Я еще не стар…

— Вы женаты?

Мечиславский покачал головой.

— У вас есть мать, отец, дети?

— Нет! но я…

Доктор задумался и в умоляющих глазах больного, устремленных на него, казалось, искал чего-то.

— Вы, верно, сильно простудились? — спросил доктор.

Больной кивнул головой.

— Еще не огорчились ли вы чем?

Мечиславский сжал губы и простонал.

— Успокойтесь, берегите себя, забудьте всё и будьте только покойны.

— Я буду покоен, только скажите мне, скоро ли я встану? — в отчаянии лепетал больной.

Доктор взял его за пульс и сверял с часами. Мечиславский приподнял голову, прильнул запекшимися губами к руке доктора и раздирающим голосом сказал:

— Спасите, спасите меня!

Голова его упала на подушки, и он слабо заплакал. Доктор разорвал рецепт и стал писать другой, потирая себе лоб. Больной продолжал всхлипывать. Когда он замолк, доктор подошел к кровати, покачал головой и на цыпочках вышел из комнаты.