Том 10. Письма 1820-1835

Получили ли вы первое мое письмо, бесценная маминька, пущенное мною из Любека? Ради бога, не беспокойтесь обо мне: я чувствую себя несравненно лучше и здоровее, климат здешний ощутительно поправил меня; короче сказать, тело мое совершенно здорово; одна только бедная душа моя страдает. Я не могу представить себе, сколько я вам причинил беспокойств и огорчений, и ни одного до сих пор истинного утешения! Изредка только, как будто от самого бога, посещает меня мысль, что, может быть, всё это делается с намереньем; может быть, сеются между нами огорчения для того только, чтобы мы могли потом безмятежно и радостно пользоваться жизнью. Несмотря на мое желание, я не должен пробыть долго в Любеке; я не могу, я не в силах приучить себя к мысли, что вы[125] беспрестанно печалитесь, полагая меня на таком далеком расстоянии. Лето в Петербурге уже прошло, и тамошний климат теперь уже не может быть так для меня вреден. Об одном только я прошу бога, чтоб ниспослал вам драгоценное спокойствие, которое не может обитать в груди моей. По крайней мере я теперь в силах занять в Петербурге предлагаемую должность и надеюсь, что новые занятия дадут силу душе моей быть равнодушнее и[126] невнимательнее к мирским горечам. Как бы то ни было, это сильно подействовало на мой характер, и я с ужасом теперь помышляю о том, как бы я мог бы доставлять вам ежеминутное утешение, и как я не выполнил этого первого священного долга. Но я знаю, вы простите меня… вы простите. Меня изменили и переделали горя.

В первом письме я сделал вам небольшое описание города Любека; теперь прибавлю, что успел после того заметить. Я был в огромной здешней кафедральной церкве^*. Это здание решительно превосходит всё, что я до сих пор видел, своим древним готическим великолепием. Здешние церкви не оканчиваются, подобно нашим, круглым или неправильным куполом, но имеют потолок ровной высоты во всех местах, изредка только пересекаемый изломленными готическими сводами. Высота ровная во всех местах и, вообразите, несравненно выше, нежели у нас в Петербурге Казанская церковь, с шпицем и крестом. Всё здание оканчивается по углам длинным и угловатым, необыкновенной толщины, каменным шпицем, теряющимся в небе… Живопись внутри церкви удивительная. Много есть таких картин, которым около 700 лет, но которые всё еще пленяют необыкновенною свежестью красок и осенены печатью необыкновенного искусства. Знаменитое произведение Альбрехта Дюрера, изваяние Квелино, всё было мною рассмотрено с жадностью. На одной стене церкви находятся необыкновенной величины часы, с означением разных метеорологических наблюдений, с календарем на несколько сот лет и проч. Когда настанет 12 часов, большая мраморная фигура вверху бьет в колокол 12 раз. Двери с шумом отворяются вверху; из них выходят стройно один за одним 12 апостолов, в обыкновенный человеческий рост, поют и наклоняются каждый, когда проходят мимо изваяния Иисуса Христа, и таким же самым порядком уходят в противоположные двери; привратник их встречает поклоном, и двери с шумом за ними затворяются. Апостолы так искусно сделаны, что можно принять их за живых. Я видел здесь комнату, принадлежащую собранию чинов города^*. Она великолепна своею давностью и вся в антиках.

Здешние жители не имеют никаких собраний и живут почти в трактирах. Эти трактиры мне очень нравятся: вообразите себе какого-нибудь богатого помещика хлебосола, как прежде например бывало в Кибенцах, у которого множество гостей тут и живут и сходят вместе только обедать или ужинать. Хозяин трактира занимает здесь точно такую же роль и первое место за столом, возле него его супруга, которой это не мешает несколько раз сбегать во время стола на кухню; прочие места занимаются гражданами всех наций. Со мною вместе находились два швейцара, англичанин, индейский набоб, гражданин из Амер.<иканских> Штатов и множество разноземельных немцев, и все мы были совершенно как лет 10 друг с другом знакомы. (Этого уже в Петербурге не водится.) Ужин всегда оканчивается пением и всегда довольно поздно. Короче, время здесь проведенное было бы для меня очень приятно, если бы я только так же был здоров душою, как теперь телом. В Травемунде я нахожусь два дни и завтра снова отправляюсь в Любек. Дорога от Травемунда до Любека и особливо от Любека до Гамбурга представляет большой и разнообразный сад. Поля здешние разделены на небольшие участки, которые все обсажены в два ряда кустарниками. Снопы на полях не в копнах, как у нас, но обставливаются один к одному, как у нас конопли. Желаю возможнейшего блага, молю всевышнего, чтобы он облегчил труды ваши и старания о нас, и чтобы дал силы мне быть истинно достойну вашего материнского благословения.

Н. Гоголь.

Гоголь М. И., 24 сентября 1829 *

92. М. И. ГОГОЛЬ. 1829-го сентября 24 <Петербург>.