В 1921–24 годах в Москве служил в Лито Главполитпросвета, работал в газетах в качестве хроникера, а впоследствии — фельетониста (газета «Гудок» и другие), начал печатать в газетах и журналах первые маленькие рассказы.
В 1925 году был напечатан мой роман «Белая гвардия» (журнал «Россия») и сборник рассказов «Дьяволиада» (издат. «Недра»).
В 1926 году Московским художественным театром была поставлена моя пьеса «Дни Турбиных», в том же году Театром имени Вахтангова в Москве была поставлена моя пьеса «Зойкина квартира».
В 1928 году Камерным московским театром была поставлена моя пьеса «Багровый остров».
В 1930 году Московским художественным театром был принят на службу в качестве режиссера-ассистента.
В 1932 году Московским художественным театром была выпущена моя пьеса по Гоголю «Мертвые души», при моем участии в качестве режиссера-ассистента.
В 1932–36 годы продолжал работу режиссера-ассистента в МХАТ, одно время работая и в качестве актера (роль Председателя суда в спектакле «Пиквикский клуб» по Диккенсу).
В 1936 году МХАТ была поставлена моя пьеса «Мольер», при моем участии в качестве режиссера-ассистента. В том же году Театром сатиры в Москве была подготовлена к выпуску пьеса моя «Иван Васильевич» и снята после генеральной репетиции.
В 1936 году, после снятия моей пьесы «Мольер» с репертуара, подал в отставку в МХАТе и был принят на службу в Гос. ак. Большой театр Союза ССР в Москве на должность либреттиста и консультанта, в каковой должности и нахожусь в настоящее время.
Для Государственного академического Большого театра в том же году сочинил либретто оперы «Минин и Пожарский», подготовляемой в настоящее время к постановке при моем участии.
В 1937 году для Гос. ак. Большого театра сочинил либретто оперы «Черное море»[688].
Помимо вышеперечисленных пьес, автор пьес: «Бег», «Александр Пушкин» и других. Переведен на французский, английский, немецкий, итальянский, шведский и чешский языки.
Член Союза советских писателей
М. Булгаков
Москва.
Письма. Печатается по этому изданию.
Последний автограф М. А. Булгакова. 8 февраля 1940 г.[689]
Спасибо Вам, дорогие Оля и Лена, за письмо. Желаю Вам счастья в жизни.
М. Булгаков.
Булгаков М. Дневник. Письма. 1914–1940. Печатается и датируется по указанной публикации.
Приложение. Материалы к биографии М. А. Булгакова
О. С. Бокшанская — А. А. Нюренберг[690]. Февраль 1940 г.
Дорогая моя мамуся! Сегодня опять вышел с Люсей разговор оч[ень] короткий, так что о Маке почти не говорили, а вот вчера Веня[691] их днем навещал и пришел ко мне с рассказом, что Мака-то ничего, держится оживленно, но Люся страшно изменилась; хоть и хорошенькая, в подтянутом виде, но в глазах такой трепет, такая грусть и столько выражается внутреннего напряжения, что на нее жалко смотреть. Бедняжка, конечно, когда приходят навещать Маку, она оживляется, но самые его черные минуты она одна переносит, и все его мрачные предчувствия она выслушивает, и выслушав, все время находится в напряженнейшем желании бороться за его жизнь. «Я его не отдам, — говорит она, — я его вырву для жизни». Она любит его так сильно, это не похоже на обычное понятие любви между супругами, прожившими уж немало годов вместе, стало быть, вроде как привыкшими друг к другу и переведшими любовь в привычку наполовину. [...]
Письма. Публикуется по первому изданию (ОР РГБ).
О. С. Бокшанская — А. А. Нюренберг. 3 марта 1940 г.
Мамуся моя родная, вчера днем была я у Люси. Ее я застала более собранной внутренне, но вообще картина ужасно грустная. У него появляются периоды помутнения рассудка, он вдруг начинает что-то говорить странное, потом опять приходит в себя. Я взяла у них сидя энциклопедию, прочитала об уремии и вижу, что страшно схожие признаки. Это идет отравление всего организма частицами мочи, и это действует главным образом на нервную систему и мозг. Бедная Люсинька в глаза ему глядит, угадывает, что он хочет сказать, т. к. часто слова у него выпадают из памяти и он от этого нервничает; утром у него был жестокий приступ болей в области печени, он решил, что чем-то отравился, но когда я пришла, он отоспался, и болей не было. Ах, как грустно, как страшно на все это смотреть. Он обречен, и все мы теперь больше думаем о Люсе, как с ней будет, ведь сколько силы душевной надо иметь и еще это выдержать, как на ее глазах мутится разум близкого человека. Но когда он в себе, он мил, интересен, ласков по-старому с Люсей. А потом вдруг страшно раздражителен, требователен. Хотя надо сказать, что к Люсе и Сереже у него замечательное отношение, сердится он на других, но теперь ведь все ему прощают, только б не мучился, не волновался. Ах, Лютик, ужасно о ней беспокоюсь.