Том 10. Письма. Дневники

Убедившись в процессе моей работы над сценарием «Ревизор» по Гоголю, что работа режиссера М. Каростина, постановщика этой фильмы, выходит за пределы чисто режиссерской области, а становится работой авторского порядка, нужной для создания высококачественной сатирической комедии, я прошу «Украинфильм» в договор мой по «Ревизору» в качестве моего соавтора ввести Михаила Степановича Каростина с тем, чтобы авторский гонорар, следуемый мне по договору, был разделен мною с Каростиным пополам.

Наша соавторская работа с Каростиным началась 1 февраля 1935 г.

М. Булгаков

P.S. Прошу поставить меня в известность об исполнении этого моего письма.

М. Б.

М.А. Булгаков ― А.П. Гдешинскому [696]

Москва. 2. III.1935.

Дорогой Саша!

Спасибо тебе за то, что вспомнил меня, за милое приглашение.

Если ты полагаешь, что проживаешь в Киеве — жестоко заблуждаешься! По крайней мере, киевский адресный стол тебя в Киеве не видит.

Я был в прошлом августе и бабья рука высунула в окошечко бумажку, на которой отчетливо написано, что А.П. Гдешинский в Киеве «не значится».

Теперь вижу, что чертовы куклы в адресном столе, как и полагается, наврали. Ты «значишься», и я рад твоему письму. Я был в Киеве с одной целью — походить по родной земле и показать моей жене места, которые я некогда описывал. Она хотела видеть их. К сожалению, мы могли пробыть в Киеве только пять дней. В «Континентале» мне не дали номера. Хорошо, что приютил один киевлянин.

6.III

Не мог в один присест написать письмо, так как оторвали театральные дела. Итак, был я и на выступе в Купеческом, смотрел на огни на реке, вспоминал свою жизнь.

Когда днем я шел в парках, странное чувство поразило меня. Моя земля! Грусть, сладость, тревога!

Мне очень бы хотелось еще раз побывать на этой земле. Раньше лета, в лучшем случае весной, этого сделать нельзя (сезон). Но думаю, что летом исполню намеченное.

Напиши мне о своей жизни. Женат ли ты? Где работаешь? Если не лень — что-нибудь о стиле жизни в Киеве. Вопрос о поездке не так прост. Если я поеду, то обязательно с женою, и тут всплывают все эти беспокойства с «Континенталем» и прочее. Так напиши же мне о себе!

Твой Михаил.

П.С. Жену мою зовут Елена Сергеевна. И живем мы втроем: она, я и 8-летний Сергей, мой пасынок, — личность высоко интересная. Бандит с оловянным револьвером и учится на рояле.

Порадуй письмом.

М.

Нащокинский переулок, д. 3, кв. 44.

М.А. Булгаков ― П.С. Попову [697]

1935 г. 14 марта. Москва

Гравидан, душа Павел, тебе не нужен — память твоя хороша: дом № 3, кв. 44. Не одни киношники. Мною многие командуют.

Теперь накомандовал Станиславский [698]. Прогнали для него Мольера [без последней картины (не готова)], и он вместо того, чтобы разбирать постановку и игру, начал разбирать пьесу.

В присутствии актеров (на пятом году!) он стал мне рассказывать о том, что Мольер гений и как этого гения надо описывать в пьесе.

Актеры хищно обрадовались и стали просить увеличивать им роли.

Мною овладела ярость. Опьянило желание бросить тетрадь, сказать всем: пишите вы сами про гениев и про негениев, а меня не учите, я все равно не сумею. Я буду лучше играть за вас. Но нельзя, нельзя это сделать! Задавил в себе это, стал защищаться.

Дня через три опять! Поглаживая по руке, говорил, что меня надо оглаживать, и опять пошло то же.

Коротко говоря, надо вписывать что-то о значении Мольера для театра, показать как-то, что он гениальный Мольер и прочее.

Все это примитивно, беспомощно, не нужно. И теперь сижу над экземпляром, и рука не поднимается. Не вписывать нельзя — пойти на войну — значит сорвать всю работу, вызвать кутерьму форменную, самой же пьесе повредить, а вписывать зеленые заплаты в черные фрачные штаны!.. Черт знает, что делать!

Что это такое, дорогие граждане?

Кстати — не можешь ли ты мне сказать, когда выпустят Мольера? Сейчас мы репетируем на Большой сцене. На днях Горчакова [699] оттуда выставят, так как явятся «Враги» [700] из фойе.

Натурально пойдем в филиал, а оттуда незамедлительно выставит Судаков с пьесой Корнейчука [701]. Я тебя и спрашиваю, где мы будем репетировать и вообще когда всему этому придет конец?

Довольно о «Мольере»!

Своим отзывом о чеховской переписке [702] ты меня огорчил. Письма вдовы и письма покойника произвели на меня отвратительное впечатление. Скверная книжка! Но то обстоятельство, что мы по-разному видим один и тот же предмет, не помешает нашей дружбе.

Блинов не ели. Люся хворала. (Теперь поправляется.) А за окном, увы, весна. То косо полетит снежок, то нет его, и солнце на обеденном столе. Что принесет весна? Слышу, слышу голос в себе — ничего!

Опять про Мольера вспомнил! Ох, до чего плохо некоторые играют. И в особенности из дам К. [703] И ничего с ней поделать нельзя.

Заботы, заботы. И главная, поднять Люсю на ноги. Сколько у нас работы, сколько у нас хлопот. Устала она.