Том 10. Письма. Дневники

Работу над Мольером я, к великому моему счастью, наконец закончил и пятого числа сдал рукопись. Изнурила она меня чрезвычайно и выпила из меня все соки. Уже не помню, который год я, считая с начала работы еще над пьесой, живу в призрачном и сказочном Париже XVII века. Теперь, по-видимому, навсегда я с ним расстаюсь.

Если судьба тебя занесет на угол улиц Ришелье и Мольера, вспомни меня! Жану-Батисту де Мольеру от меня привет!

Попроси Ивана не забывать меня, передай привет его семье. Напиши, как ты живешь. Мне дорог каждый успех твой в научной работе. Елена Сергеевна просит передать тебе поклон. Может быть, также со сбоями из-за усталости, но писать тебе я буду. Итак, не забывай.

М.А. Булгаков ― в издательство «Фишер-Ферлаг» [567]

7 апреля 1933 г.

В Театральный отдел

издательства С. Фишер

Многоуважаемый г. Марил!

Сегодня Вам отправлены рукописи МОЛЬЕРА и МЕРТВЫХ ДУШ на русском языке. Я полагал, что у Вас в Издательстве имеются эти экземпляры на русском языке? Они необходимы. Ко мне поступают запросы на эти пьесы, и я направляю лиц с этими запросами по Вашему адресу.

Запрос о МОЛЬЕРЕ последовал от господина Доманского, польского переводчика из Варшавы, запрос о МЕРТВЫХ ДУШАХ — из Праги и из Риги.

Благоволите подтвердить получение моих рукописей. Также мне было бы очень интересно знать, верно ли известие в Пражской газете, что МОЛЬЕР идет в Цюрихе?

Я был бы очень признателен, если бы Вы меня чаще осведомляли о ходе моих дел.

Я получил Ваше извещение о том, что налог Вы уплатили. Согласно Вашему письму от 7.1.33. на моем счету числилась сумма в марок 871.16. Я хотел бы знать перечень моих расходов, так как, согласно Вашему письму от 28.2.33., на моем счету числится только марок 197.37.

Не откажите в любезности с моего счета взять 30 (тридцать) марок и перевести по адресу:

ЛАТВИЯ. РИГА. АЛЬБЕРТОВСКАЯ УЛИЦА 2, КВ. 1. АЛЕКСАНДРЕ АЛЕКСАНДРОВНЕ НЮРЕНБЕРГ [568].

Вы меня очень обязали бы, если бы сделали это срочно. Будьте добры сообщить мне, поступает ли аккуратно гонорар из Риги, где в театре Русской Драмы МОЛЬЕР идет под названием КОМЕДИАНТЫ ГОСПОДИНА.

Очень благодарен Вам за то, что Вы произвели уплату налога. Ожидаю Ваших известий.

Примите уверения в моем уважении.

М. Булгаков.

Москва, Бол. Пироговская, 35а. кв. 6.

М.А. Булгаков ― Замятиным [569]

10 апреля 1933. Москва.

Дорогие Людмила Николаевна и Женя!

С октября месяца прошлого года сочиняю Вам это письмо. Начал его еще в Вашей благословенной ленинградской Астории. Нет, нет, милая Людмила Николаевна, я жутко изменился, но я ничуть не изменился в отношении Вас!

Итак, я развелся с Любовью Евгеньевной и женат на Елене Сергеевне Шиловской. Прошу ее любить и жаловать, как люблю и жалую я. На Пироговской живем втроем — она, я и ее шестилетний сын Сергей. Зиму провели у печки в интереснейших рассказах про Северный полюс и про охоты на слонов, стреляли из игрушечного пистолета и непрерывно болели гриппом. За это же время я написал биографию Вашего парижанина Жана-Батиста Мольера, для серии «Жизнь замечательных людей». Теперь этой биографией любуется Тихонов.

А Вы, стало быть, обвенчались с Анной Карениной? Бог мой! Слово — Толстой — приводит меня в ужас! Я написал инсценировку «Войны и мира». Без содрогания не могу проходить теперь мимо полки, где стоит Толстой. Будь прокляты инсценировки отныне и вовеки!

Вы спрашиваете, когда я собираюсь на Запад? Представьте, в последние три месяца этот вопрос мне задают многие...

М.А. Булгаков ― А.Н. Тихонову [570] [571]

12 апреля 1933 г.

Уважаемый Александр Николаевич!

Н.А. Экке вручила мне Ваш разбор моей книги МОЛЬЕР. Я его и прочел и обдумал. Дело обстоит плохо. Суть не в деталях Вашей рецензии, которые поразили меня как по содержанию, так и по форме («Иловайский», «уголовные ссылки на заимствования», «намеки на советскую действительность», «информация из сомнительных источников», «развязный молодой человек», «рассказчик явно склонен к роялизму», «любовь к альковным историям» и др.), — дело в том, что вопрос идет о полном уничтожении той книги, которую я сочинил, и о написании взамен ее новой, в которой речь должна идти совершенно не о том, о чем я пишу в своей книге.

Для того, чтобы вместо «развязного молодого человека» поставить в качестве рассказчика «серьезного советского историка», как предлагаете Вы, мне самому надо было бы быть историком. Но ведь я не историк, а драматург, изучающий в данное время Мольера. Но уж, находясь в этой позиции, я утверждаю, что я отчетливо вижу своего Мольера. Мой Мольер и есть единственно верный (с моей точки зрения) Мольер, и форму донесения этого Мольера до зрителя я выбрал тоже не зря, а совершенно обдуманно.

Вы сами понимаете, что, написав свою книгу налицо, я уж никак не могу переписать ее наизнанку. Помилуйте!