Том 10. Письма, Мой дневник

Моя любимая мамочка! Вот что я хотела тебе еще объяснить. Ты не думай, что по случайности я не послала тебе телеграмму о нашем горе. Тогда, 10-го, я приехала ведь к Люсе сразу после Женичкиного звонка. Мы сидели с Люсей вдвоем около Маки, на той кушетке, где он и больной лежал, где и потом его положили, и я сказала Люсе:

я дам маме телеграмму завтра утром, а то она придет на ночь, и муся не будет спать ночь.

А Люся сказала:

нет, не давай телеграммы, это ее испугает, когда принесут, напишем ей письмо, ты напиши и я потом.

В своем личном горе мы и не подумали, что Макина смерть явление больше чем личное, что это горестное известие облетит газеты повсюду, и вы узнаете об этом раньше, чем придет мое письмо. Я поняла это только тогда, когда пришла ваша телеграмма. Вчера Веня навестил Люсю и посидел у нее, пока я работала, и еще один дружок из нашего театра, а завтра вечером я непременно к ней собираюсь, тем более, что ребят я решила отправить в цирк на какого-то, как говорят, замечательного фокусника. Пусть ребята немного отойдут от невеселой настроенности дома, они молодые, им еще надо жить, не горюя. Люся еще лежит, надеется скоро встать и приняться за работу над его литературным наследством — здесь у нее будет много дела. Моя любимая, целую тебя крепко.

О.С. Бокшанская - А.А. Нюренберг [966]

18.III.40

Милая, любимая моя мамуся, вчера, наконец, попала я к Люсеньке. Она еще лежит, хотела встать 19-го, теперь уж, как она говорит, простуда прошла, но упадок сил... Она мужественный человек, твоя настоящая дочка, старается крепко себя сдерживать, все свое внимание направить на дело его памяти: она занята мыслями об издании его пьес, о чем вопрос уже стоит в писательской организации, она хочет привести в порядок свои дневники во время его болезни, закончить корректуру его романа, кот[орый] он ей заповедал, перепечатать ряд его произведений, словом, дело большое впереди ей предстоит, и это хорошо, в этом она будет находить живой толчок к деятельности. Кроме того, у нее мечта копить деньги для хорошего памятника, это она мне шепнула. А с болезнью и материальные и хозяйственные дела (с болезнью милого Макочки) запущены, т[ак] что и в этом смысле ей надо наладить жизнь. Счастливо случилось, что у нее ребята, а то бы она извелась от горестной тоски, ведь Мака был человеком совершенно потрясающего обаяния и интереса, таким, который целиком заполнял ее жизнь, всю ее окрашивал для нее в потрясающие краски, — и вдруг теперь такая пустота. А ребята лучше кого и чего бы то ни было, каждый по-своему, теперь заполняют ее дни. Дуся моя, целую тебя.

О.С. Бокшанская - А.А. Нюренберг [967]

21.III.40

Дорогая, любимая моя мамочка! Вчера вечером я изо всех сил торопилась кончить Макину пьесу, которая нужна Люсе, и не хватило у меня 5 минут написать тебе вечером, потому что Веня было позвал меня домой, я сказала, что хочу закончить и мне нужно еще полчаса, тогда Веня отправился домой, взял Катьку на поводок и пришел за мной, и тут я как раз кончала последние строки. Говорю: я маме еще хочу написать, а он говорит, что держать Катьку в конторе долго опасновато, а ну как поведет себя неважно, а тут как раз спектакль кончился, публика идет, заглядывает в контору, удивляется Катьке. Я и отложила на сегодн(яшнее) утро, дуся моя. Вчера говорила с моей Люсенькой, а накануне, 19-го, Веня, гуляя, пошел к ней посидеть, а я пошла и в свой выходной в театр, чтоб отстукать для Люси вот эту пьесу. Рада, что закончила ее, потому что Люся хочет дать мне и еще одну, а у меня и своей переписки много, так что надо со всем этим делом торопиться и хорошо все обдумать в смысле уплотнения времени. Вот к весне, я думаю, у меня дела будет меньше, потише будет с работой и я хочу тогда побольше время проводить с Люсей. Такая она умница, что так держит себя сдержанно, но, конечно, это ей нелегко стоит и вероятно иной раз хочется ей отпустить душу на волю, и это, думаю, ей лучше и легче со мной — вот я с ней и хочу быть.

Моя любимая, целую тебя.

Н.Н. Лямин - Е.С. Булгаковой [968]

21/III.40

Дорогая Люся!

Я знаю, что тебе сейчас совсем не до меня, но мне захотелось тебе написать. Огромное горе, постигшее тебя, постигло нас всех. Я никак не могу себе представить, что никогда больше не увижу Маку, не услышу, как он читает свои новые произведения, не сыграю с ним в шахматы. Вспоминаются все те большие и маленькие радости, которые я получал от него. Многое было пережито вместе, а ведь наша последняя встреча была такой мимолетной. Только сейчас отдаешь себе отчет, каким большим и хорошим человеком был Мака. И вот не удалось его удержать, несмотря на беспримерную преданность, проявленную тобой. Об этом мне много писали и Патя и Тата.

Крепко, очень крепко целую тебя и моего любимца Сережу — он сейчас твое главное утешение. Мне рассказывали о том, как замечательно держали себя оба твои мальчика.

Твой Коля.