Том 10. Последние желания

– Что-то не слыхал про такую певицу, – скептически произнес толстый офицер.

– Ах, какой вы! Конечно, она не всемирная известность, но и не хористка тоже. Она Ваню в «Жизни за Царя» поет. Мне Дудышкин очень верно говорил, что нельзя в такие молодые годы греметь, как Патти. А, впрочем, я и сама не верю в эту певицу, особенно в красоту ее, Дудышкин вечно врет, а посмотреть ее все-таки интересно. Выпялится, должно быть, в столичные туалеты, – прибавила она уже с некоторой ненавистью, – и наверно, раньше восьми не придет.

В эту минуту подошли еще какие-то барышни, поговорили, пощебетали, упомянули о приехавшей певице, которая всех очень интересовала, и ушли, захватив с собой двух черных княжон.

Чрез некоторое время и Варя вскочила.

– Пойдемте в библиотеку, я вам что-то скажу, – обратилась она к рыжему офицеру.

Офицер бодро и молодцевато встал, дрогнул на ногах и любезно предложил Варе руку. Варя, смеясь, побежала с ним по веранде. Ингельштет и Виктуся остались одни. Несколько минут они молчали. Потом Алексей подвинулся к Виктусе и сказал ей тихо:

– Вы получили мое письмо? Виктуся вспыхнула:

– Да… Только, ради Бога, Алексей Николаевич… это так трудно… если кто-нибудь узнает, это будет ужасно…

– Послушайте, Виктуся, – начал Алексей, – скажите мне, наконец, что вы меня любите, и позвольте начать хлопотать о нашей свадьбе.

Виктуся подняла на Алексея глаза, полные обожания.

– Господи, я-то вас не люблю! – проговорила она, всплеснув руками. – Только это невозможно, Алексей Николаевич, и выйти за вас замуж я не могу согласиться.

– Как не можете? Отчего? Послушайте, Виктуся, я вам откровенно скажу: я гибну. Да я и не жалею себя нисколько, то есть не жалел, потому что видел – все равно, а как полюбил вас, так опять начал на что-то надеяться. Вы одна только можете меня спасти. И если вы меня покинете, так что же это будет?

– Я не покидаю вас, – прошептала Виктуся, – я только не могу ничего, потому что Елена Филипповна не согласится. В лице Алексея что-то дрогнуло. Он сказал:

– Почему не согласится? Отчего ей не согласиться? Вот вздор…

Однако голос его звучал неуверенно и странно.

– Нет, она не согласится, – с горьким убеждением произнесла Виктуся и покачала головой. – Она меня ненавидит.

Алексей хотел сказать, что это все равно, согласится она или нет, но почувствовал, что не может лгать перед ней, и проговорил только:

– Так ничего нельзя знать, надо спросить. Но если вы, Виктуся, меня бросите – я совсем погибший человек. Я… Вы мою жизнь знаете, Виктуся, а люблю я вас крепко.

Музыка играла какой-то нежный вальс задержанным темпом. Звуки, проходя из дальней аллеи, смягчались, расплывались, делались ласковее. Предзакатное солнце золотило верхушки лип.

– Как хорошо, – сказала Виктуся и, взглянув на Алексея, прибавила: – Ах, если б все было хорошо!

Алексей сидел с поникшей головой. На осунувшемся лице было прежнее выражение безнадежности. Вероятно, он не верил в эту минуту, что все будет хорошо.

– Посмотрите, вот она, – вдруг торопливо шепнула Виктуся.

Она говорила о приезжей певице, которую все ждали с таким интересом.

По веранде шла целая компания: красиво одетый немолодой человек в штатском, студент, гвардейский офицер и еще сзади двое или трое. Под руку с пожилым господином шла сама Рендич. Она была невысока ростом, скорее полна, чем худа, очень молода и свежа, одета просто, почти скромно. На каштановых волосах не было шляпы, только длинный, белый вуаль спускался к подолу, обрамляя розовое и нежное лицо. Но вместе с нежностью в этом лице было что-то решительное и упорное. Алексей взглянул сначала равнодушно, потом с беспокойством: белый вуаль напомнил что-то забытое и больное. Он слегка приподнялся, вглядываясь близорукими глазами в лицо проходившей, с величайшим усилием стараясь припомнить, потом вдруг, сразу, точно завеса, скрывавшая прошлое, разорвалась; он вспомнил: это было лицо Калерии Задонской.

Рендич прошла мимо, скользнув равнодушным взглядом и не остановив его ни на девушке, ни на угрюмом офицере, сидевшем в углу веранды, она не узнала, – да и странно было, если бы она узнала Алексея. Виктуся увидала перемену в Алеше, хотела спросить его, но не посмела, а сам Алексей молчал. Но через несколько минут он поднялся и проговорил:

– Как это странно. Знаете, Виктуся, я был знаком с этой Рендич, давно, когда она была еще девочкой. Она милая, хорошая. Я только не понимаю, ведь она вышла замуж за одного моего… знакомого.

Виктуся смотрела, жалобно, испуганно.

– Я знаю, что вы думаете, – проговорил Алексей, – я вас одну люблю, вас одну только и любил, потому что вы одно мое спасение. А если вы меня покинете, – пусть тогда все пропадет, надо что-нибудь с собой сделать.

– Алеша, ради Бога! – прошептала Виктуся, протягивая к нему руки.

– Да, да, это так. А теперь пойдемте, вас уж, верно, ищут и злословят, что вы со мной наедине.

Виктуся покорно встала, и они пошли по направлению к библиотеке.

XI