Том 10. Последние желания

– В переписке? – почти прошипела она. – Да, да, мне кажется – я кое-что замечала, я вспоминаю теперь. Благодарю вас, милая Елена Филипповна… И знаете? – прибавила она, оживляясь. – Теперь решила-тут нечего и рассуждать, вы меня поймете. Я, признаться, и раньше думала, но я ничего не знала. Видите, у меня гостила моя belle-soeur[4] из Карса. Завтра она уезжает, ей нужно бонну – она с удовольствием взяла бы эту девушку. В Карее она даже может составить себе партию: там, говорят, много женихов. Это во всех отношениях удачная мысль. Я могу уговорить сестру остаться еще на день – потому что неловко, знаете, так, сразу. Но послезавтра это будет кончено.

– Согласится ли барышня? – осторожно спросила Елена Филипповна. – Имеете ли вы на нее достаточное влияние?

– Что вы, что вы, – испуганно воскликнула Анна Дмитриевна и замахала руками. – Ведь я ей все равно, что мать. Нет, Елена Филипповна, это дело решенное, послушайте, что я вам скажу…

Она придвинулась ближе и стала говорить с жаром и со злобой; Елена Филипповна молча кивала головой. А из сада по-прежнему доносился аромат августовских цветов и слышались голоса и крики мальчиков.

XIV

Алексей быстрыми шагами ходил взад и вперед по аллее пустынного парка – не большого парка в ущелье, а другого, на берегу широкой и мутной горной реки. Было очень рано, и гуляющих не попадалось. Осень уже слегка, чуть-чуть золотила листья каштанов и вязов, осины краснели кое-где и подрагивали круглыми листочками на слишком тонких стеблях. У самого берега, обрывистого в этом месте, стоял толстый и черный вяз, верхушка которого расширялась в небе и давала такую густую тень, что ни на песке около, ни на скамеечке, окружающей гигантский ствол вяза, не лежало ни одного солнечного просвета, а день был яркий.

Алексей сел на скамейку под вязом. Река шумела, как постоянный дождь. Алексей снял фуражку, отер лоб, машинально посмотрел наверх, на низко начинающиеся крепкие, черные ветви дерева, потом стал вглядываться вглубь аллеи. Лицо его было тревожно.

Долго никто не шел. Потом вдруг показалась маленькая женская фигурка, двигающаяся торопливо и неверно. Алексей поднялся было ей навстречу, но она быстро подошла и села рядом с ним на круглую скамейку.

Вчера вечером Алексей с большими затруднениями получил от Виктуси записку, где она извещала его сбивчивыми, неловкими фразами, что случилось что-то ужасное, неожиданное, что ей нужно поговорить с ним, и просила прийти в семь часов утра в нижний парк. По письму Алексей понял, что дело серьезное, да и свидание Виктуся ему назначала в первый раз – это было и трудно, и неосторожно.

Виктуся была заплакана, казалась некрасивой и растерянной. На голубое ситцевое платье она едва накинула летнюю желтую пелерину. Шляпа не прикрывала растрепавшихся светло-пепельных волос. Видно, Виктуся убежала из дому быстро, схватив первое, что попалось под руку. Алексей молча и вопросительно смотрел на нее.

Виктуся перевела дух, хотела заговорить, но вдруг заплакала и плакала долго и тихо, прижав к лицу платок. Алексей не прерывал ее: лицо его по-прежнему выражало тупое мучение.

Наконец, спохватившись, что время уходит, Виктуся, сдерживая рыдания, отняла платок от покрасневших глаз.

– Знаете, Алеша… – проговорила она шепотом. – Я сегодня вечером уезжаю.

Алексей встрепенулся, поднял на нее глаза.

– Как вечером? Куда? Нет?

– В Каре уезжаю, – захлебнувшись, отвечала Виктуся. – С невесткой Анны Дмитриевны… К ее детям…

– Что за вздор! Зачем? Кто смеет отправить вас, если вы не хотите?

– Да куда же я денусь, Алеша? Анна Дмитриевна меня выгонит, прямо выгонит… У меня ничего нет, десяти рублей нет… И потом Анна Дмитриевна надо мной все имеет право сделать, я моими родителями ей поручена, когда они умирали, а сама я, вы знаете, какая, я с детства приучена к покорности, я слова не посмею сказать… Ох, Алеша, тяжело мне… Ох, лучше в воду… Вот если бы вы, Алеша, если бы вы… Да нет…

И она опять зарыдала, на этот раз громко, мучительно и однообразно.

– Послушайте, Виктуся, милая, радость моя, надежда моя, я этого не могу, я не допущу! – твердил Алексей, беспомощно хватая девушку за рукав платья. – Никто не смеет насильно, я заступлюсь, я скажу… Этого нельзя, вы моя невеста, я вас люблю, я без вас жить не могу… Мы скажем, что вы моя невеста…

Виктуся только безнадежно качала головою, чувствуя и понимая всю беспомощность слов Алексея.

– Нет уж, Алеша, видно, не судьба… Нам с вами на роду написано покоряться… Нет уж, Алеша, вы ничего не можете…

– Вы думаете, я так и приму это? – почти крикнул Алексей. – Да мне после этого и жить не стоит. Для чего жить? Все то же, все та же пустая, бессмысленная служба, рабство без надежды, непонимание – для чего? И даже последнее, последняя привязанность, любовь, надежда на осмысленность, что-то теплое, хорошее, нежное – и то возьмут, неизвестно зачем? Во имя чего? Нет, это конец, конец… Виктуся! Неужели вы не верите? Неужели вы не жалеете? Сделайте усилие, не покоряйтесь, не покидайте меня – ведь вы одна мое спасение…