Том 10. Последние желания

Генерал уехал в дождливый и ветреный день. Он боялся парохода, и утром приехала коляска, чтобы отвести его по шоссе в Севастополь. Миндальные деревья на дворе колебали голые верхушки на сером небе, нежная ива качала своими ниспадающими тонкими прутьями. Крыльцо с верандой было мокро, переплеты веранды, увитые коленчатыми черными стволами когда-то тяжело-бледных роз – казались редкими и резкими. Садовник, работница и усердный Иван под наблюдением Катерины, совсем готовой, в черной мантилье и фильдекосовых перчатках, привязывали чемоданы сзади коляски. Генерал, одетый тепло и элегантно, сидел с Андреем Ниловичем, со всей семьей. Он вчера днем простился с баронессой и со всеми городскими знакомыми дамами, а последний вечер провел внизу и почти все время наедине со счастливой Вавой. Она и гордилась, и радовалась, что она последняя его видит перед отъездом и что он отдал этот вечер ей. Вася, едва слышно аккомпанируя себе на пианино, едва слышно пел тонким, ровным голосом, сводя на нет постепенно и незаметно какие-то свадебные стихи, полугрустные, полурадостные. Генерал говорил простые и милые вещи, Вава слушала его с открытой душой, полная самых ясных надежд и полагая жизнь свою в это понятное и близкое счастье.

Теперь он уезжал. Ваве было больно и весело. Больно – потому что она не будет видеть его, – весело, потому что он уезжает, а это уже шаг к возвращению. Какое будет возвращение – она знала и представляла его себе так ясно, как будто это грядущее было уже прошлым.

Последние минуты перед отъездом всегда длинны, беспокойны и неловки. И все обрадовались, когда Иван пришел сказать, что лошади ждут. Вава накинула плед, чтобы выйти на крыльцо, хотя лил дождь. Генерал нежно протестовал, но Вава все-таки пошла. Он в темноватой передней взял ее руки, опять поцеловал их, медленно и крепко, и сжал в своих.

– До свиданья, до свиданья, моя дорогая… Пишите же мне… Я вам на пишу, как только приеду. Не скучайте… Я вернусь пораньше. Глубокая благодарность вам за все…

Вава опустила ресницы, чтобы не заплакать. Ей хотелось попросить, чтобы он телеграфировал ей, когда приедет на место, но она не посмела и сказала только:

– Я буду вам писать… Возвращайтесь, как только сможете. Я…

Она не сумела договорить и ниже опустила взор, потому что слезы были совсем близки. Генерал еще раз сжал ее руки с чувством – и толкнул дверь на крыльцо. Садовник стоял без шапки, и лысина его лоснилась от дождя, мокрая, бледная и холодная. Вася тоже вышел проводить генерала, который ему ласково пожал руку и что-то сказал доброе. Вася задумчиво посмотрел на густо-белое небо, на болтающиеся ветви ивы, на садовникову лысину – и ему стало жаль. Ему вспомнилось, как приехал генерал, как над светом фонаря бледнели тяжелые розы, как он, Вася, смотрел с Вавой на генерала из-за правого угла и какой генерал тогда был удивительный, загадочный и прекрасный. Вспомнилось, как он стал любить генерала и бояться Катерины, которая теперь, такая же маленькая и сухая, но уже совсем не страшная, возилась с другой стороны коляски, явно не замечая Ваву. Васе было не то жаль, что уезжает генерал, а что он теперь не такой, и нет к нему любви, и нет страха перед Катериной. Генерал с последними улыбками и поклонами влез в закрытую коляску. Катерина поместилась напротив. Лошади тронули, и тяжелый кузов, колеблясь, двинулся вперед, под гору.

Вава хотела еще раз крикнуть: «Возвращайтесь!», – но не крикнула. Темная, намокшая прядь волос упала ей на висок. Она плотнее завернулась в плед и щурилась от дождя и от слез. Лицо ее казалось похудевшим и увядшим.

Вася опять посмотрел на бегущие и не пробегающие облака, на голые прутья ивы, на все кругом, такое важное, тихое и упорное, и ему стало казаться, что, в сущности, не жаль ни тяжелых роз, ни того генерала, ни любви, ни страха, и что хорошо, что оно все прошло. Так и надо, чтобы прошло. Оно для того все и было, чтобы пройти. И когда это, теперешнее, тоже пройдет и кончится с весной-то это тоже будет хорошо.

XXIII

– А где Нюра? – спросил рассеянно Андрей Нилыч. Вава, усаживаясь разливать вечерний чай, ответила:

– Она еще задолго до обеда ушла в город. Хотела Васю с собой взять, да у него зуб болит. Ей нужно было к Маргарите. Ведь они через три дня уезжают. А перед вечером Нюра мне записку прислала, чтобы о ней не беспокоились, что она у Маргариты ночует.

– У Маргариты? Что за фантазия! И какая манера бегать одной в такую даль!

– Она Ивана с собой берет до города, Андрюша, а в городе не страшно. Погода же стоит хорошая. Я бы пошла с ней, непременно пошла бы, да Фортунат Модестович слышать всегда не хочет, чтобы я пешком в гору возвращалась, а что ж каждый раз извозчика? Нюра завтра, верно, с Фортунатом Модестовичем и вернется.