Том 10. Рассказы. Очерки. Публицистика. 1863-1893.

– Не беспокойтесь. Насколько мне известно, вы не упустили ровно ничего. За всю свою жизнь я не совершил ни одного поступка – безразлично, был ли он благородный или нет, – в котором не раскаялся бы в течение ближайших суток. Прошлое воскресенье я слушал в церкви проповедь о благотворительности. Первым моим побуждением было пожертвовать триста пятьдесят долларов. Я раскаялся в этом и сократил сумму на сотню; потом раскаялся в этом и сократил ее еще на сотню; раскаялся в этом и сократил ее еще на сотню; раскаялся в этом и сократил оставшиеся пятьдесят долларов до двадцати пяти; раскаялся в этом и дошел до пятнадцати; раскаялся в этом и сократил сумму до двух с половиной долларов. Когда наконец ко мне поднесли тарелку для подаяний, я раскаялся еще раз и пожертвовал десять центов. И что же? Возвратившись домой, я стал мечтать, как бы получить эти десять центов обратно! Вы ни разу не дали мне спокойно прослушать ни одной проповеди о благотворительности.

– И не дам, никогда не дам. Можешь всецело положиться на меня.

– Не сомневаюсь. Я провел множество бессонных ночей, мечтая схватить вас за горло. Хотел бы я добраться до вас теперь!

– О да, конечно. Но только я не осел, а всего лишь седло на осле. Однако продолжай, продолжай. Ты меня отлично развлекаешь.

– Очень приятно. (Вы не возражаете, если я немножко совру, – просто так, для практики?) Послушайте: не переходя на личности, я должен сказать, что вы один из самых гнусных, презренных и ничтожных гадов, каких только можно себе представить. Я просто счастлив, что вы невидимы для других людей, ибо я умер бы со стыда, если бы кто—нибудь увидел меня с такой грязной волосатой обезьяной, как вы. Жаль, что вы не пяти или шести футов ростом, тогда бы…

– Интересно, кто в этом виноват?

– Понятия не имею.

– Разумеется, ты. Кто же еще?

– Будь я проклят, если кто—нибудь советовался со мной насчет вашей внешности.

– И тем не менее она в большой степени зависит от тебя. Когда тебе было лет восемь—девять, я был семи футов ростом и красив, как картинка.

– Жаль, что вы не умерли в детстве! Значит, вы росли не в ту сторону?

– Некоторые из нас растут в одну сторону, а некоторые – в другую. Когда—то совесть у тебя была большая. Если теперь она маленькая, я полагаю – на то есть причины. Однако в этом виноваты мы оба – и ты и я. Видишь ли, ты часто бывал совестлив, я бы даже сказал, болезненно совестлив. Это было много лет назад. Ты, по всей вероятности, давно забыл об этом. Что касается меня, то я трудился с большим рвением и так наслаждался страданиями, которые причиняли тебе некоторые твои излюбленные пороки, что терзал тебя до тех пор, покуда не зашел слишком далеко. Ты взбунтовался. Разумеется, я тогда начал терять почву под ногами и понемногу съеживаться – стал худеть, зарастать плесенью и горбиться. Чем больше я слабел, тем глубже ты погрязал в своих пороках, пока наконец те части моего тела, которые представляли эти пороки, не огрубели, как кожа акулы. Возьмем, например, курение. Я слишком долго ставил на эту карту, и в конце концов проиграл. В последнее время, когда тебя уговаривают бросить эту скверную привычку, огрубевшие места как будто расширяются и, словно кольчуга, закрывают меня с ног до головы. Это производит какое—то странное, удушающее действие, и я, твой верный враг, преданная тебе Совесть, погружаюсь в глубокий сон! Впрочем, глубокий – не то слово. В такие минуты меня не могли бы разбудить даже раскаты грома. У тебя есть еще несколько пороков – что—то около восьмидесяти или девяноста, и все они действуют на меня точно таким же образом.

– Это весьма утешительно. Значит, большую часть времени вы спите?

– Да, в последние годы это было так. Если бы мне не помогали, я бы спал все время.

– Кто же вам помогает?

– Другие совести. Всякий раз, когда кто—нибудь, с чьей совестью я знаком, пытается выговаривать тебе за пороки, в которых ты погряз, я прошу моего друга заставить своего клиента почувствовать укол совести по поводу какого—либо из его собственных злодейств. Тогда этот человек перестает соваться не в свое дело и начинает искать утешения для самого себя. В настоящее время поле моей деятельности почти целиком ограничено бродягами, начинающими писательницами и тому подобным сбродом, но не беспокойся – я допеку тебя и тут, пока они еще не перевелись на этом свете! Ты только доверься мне.