Том 10. Царствование Федора Иоанновича, 1584-1598 гг.

Главные Воеводы не ходили далее Серпухова. Царь, может быть, по совету умной Ирины, писал к ним, чтобы они гнали и старались истребить неприятеля в степях; но Князь Мстиславский ответствовал ему, что им невозможно достигнуть Хана, и, в сей бумаге наименовав себя одного, получил от Феодора строгий выговор за неозначение в ней Борисова великого имени, к коему Двор относил всю честь победы. Однако ж соблюли равенство в наградах: 10 Июля приехал в Серпухов Стольник, Иван Никитич Юрьев, с милостивым словом и с жалованьем Государевым:

спросил войско о здравии и вручил Воеводам медали: Мстиславскому и Годунову золотые Португальские

, иным корабельники и червонцы Венгерские. Велев остаться на берегу некоторым младшим из них, Государь звал всех других в Москву для изъявления им новых милостей: надел на Бориса с своего плеча

шубу Русскую с золотыми пуговицами в 1000 рублей (или в 5000 нынешних серебряных) и с себя же цепь драгоценную; пожаловал ему златой сосуд Мамаевский, славную добычу Куликовской битвы, три города области Важской в наследственное достояние и титло слуги

, знаменитейшее Боярского и в течение века носимое только тремя Вельможами: Князем Симеоном Ряполовским, коего отец спас юного Иоанна III от Шемякиной злобы; Князем Иваном Михайловичем Воротынским за Ведрошскую победу и сыном его, бессмертным Князем Михайлом, за разбитие Крымских Царевичей на Донце и взятие Казани. Князю Мстиславскому дал Феодор, также с своего плеча, шубу с золотыми пуговицами, кубок с золотою чаркою и пригород Кашин с уездом; других Воевод, Голов, Дворян и Детей Боярских жаловал шубами, сосудами, вотчинами и поместьями или деньгами, камками, бархатами, атласами, соболями и куницами; стрельцов и Козаков тафтами, сукнами, деньгами: одним словом, никто из воинов не остался без награды и не было конца великолепным пирам в Грановитой палате, более в честь Годунова, нежели в Царскую: ибо Феодор велел торжественно объявить и в России и в чужих землях, что Бог даровал ему победу радением и промыслом Борисовым. Таким образом новый луч озарил главу Правителя, луч ратной славы, блистательнейшей для народа Державы воинственной, которую окружали еще столь многие опасности и неприятели! – На месте, где войско стояло в укреплении против Хана, заложили каменную церковь Богоматери и монастырь, названный Донским от имени Святой иконы, которая была с Димитрием на Куликове поле и с Годуновым в Московской битве; а на случай нового приступа варваров к столице защитили все ее посады деревянными стенами с высокими башнями.

(1592 г.) Но торжество Борисово, пиры двора и воинства, милости и жалованья Царские заключились пытками и казнями! Донесли Правителю, что оскорбительная для него молва носится в городах уездных, особенно в Алексине – молва, распущенная его неприятелями, по крайней мере нелепая: говорили, что будто бы он привел Хана к Москве, желая унять вопль России о жалостном убиении Димитрия. Народ – и только один народ – слушал, повторял сию клевету. С великодушием, с невинностию Годунов мог бы презреть злословие грубое, разносимое ветром; но Годунов с совестию нечистою закипел гневом: послал чиновников в разные места; велел изыскивать, допрашивать, мучить людей бедных, которые от простоты ума служили эхом клевете, и в страхе, в истязаниях оговаривали безвинных; некоторые умерли в пытках или в темницах; других казнили, иным резали языки – и многие места, по словам летописца, опустели тогда в Украйне, в прибавление к развалинам Углича! Сия жестокость, достойная времен Иоанновых, казалась Годунову необходимою для его безопасности и чести, чтобы никто не дерзал ни говорить, ни мыслить ему противного: единственное условие, коего не должно было нарушать для жизни мирной и счастливой в Феодорово царствование! Грозный только для своих порицателей, Годунов во всех иных случаях хотел блистать милосердием редким. Заслуживал ли кто опалу, но мог извиниться естественно человеческою слабостию? того миловали и писали в указе: «Государь прощает, из уважения к ходатайству слуги, Конюшего Боярина». Даже изменникам, даже Михайлу Головину, жившему в Литве, Борис предлагал мирное возвращение в отечество, знатнейший сан и лучшее поместье, как бы в возмездие за гнусную измену! Кого же осуждали на казнь, о том писали в указе: «так приговорили Бояре, Князь Федор Иванович Мстиславский с товарищи»; о Годунове не упоминали. Для приятелей, угодников, льстецов не имея ничего заветного, кроме верховной власти, в его руках неприкосновенной, он ежедневно умножал число их и чем более заслуживал укоризны, тем более искал хвалы и везде слышал оную, искреннюю и лицемерную – читал и в книгах, сочиняемых тогдашними грамотеями, духовными и мирскими; одним словом, искусством и силою, страхом и благодеяниями произвел вокруг себя гром славы, заглушая им если не внутренний глас совести, то по крайней мере глас истины в народе.