Том 10. Вверх дном. Пловучий остров. Флаг родины

Как известно, первый день тысячного года начался, а законы природы ничем не были нарушены. Но на этот раз дело шло не о перевороте, предсказанном темными библейскими писаниями. Теперь дело шло о попытке нарушить равновесие Земли, - попытке, основанной на вычислениях точных и неоспоримых, попытке, которую развитие баллистики и механики делало вполне исполнимой. На этот раз море не только не выдаст своих мертвых, но миллионами поглотит живых и скроет их в глубине своих новых бездн.

И хотя в умах человеческих под влиянием новейших идей произошли большие перемены, тревога доводила людей до потери рассудка, и они, как в тысячном году, бросались составлять завещания. Никогда еще не готовились в такой спешке к переходу в лучший мир. Никогда в исповедальни не тянулись такие длинные вереницы грешников! Никогда не давалось столько отпущений грехов in extremis[25]. Хотели даже просить папу дать своей грамотой общее отпущение грехов всем добрым людям на земле, - и не только добрым, но и очень перепуганным.

При таких обстоятельствах положение Дж. Т. Мастона с каждым днем становилось все затруднительней. Миссис Эвенджелина Скорбит трепетала, как бы он не пал жертвой народного гнева. Возможно, теперь у нее самой мелькала мысль посоветовать ему произнести слова, которые он с беспримерным упрямством отказывался вымолвить. Но миссис Эвенджелина Скорбит не осмеливалась просить об этом, и хорошо делала. Она все равно получила бы решительный отказ.

Понятно, что в Балтиморе, охваченной страхом, становилась все трудней сдерживать население, возбуждаемое многими американскими газетами и телеграммами «со всех четырех концов света», выражаясь апокалиптическим языком святого Иоанна Евангелиста, жившего при Домициане. Наверное, если бы Дж. Т. Мастон жил в царствование этого гонителя христиан, его дело было бы решено очень скоро. Его просто отдали бы на растерзание диким зверям. А он сказал бы только: «Я и так живу среди них!»

А непоколебимый Дж. Т. Мастон попрежнему не соглашался указать место х; ведь стоило ему только раскрыть рот, и председатель Барбикен с капитаном Николем были бы лишены возможности продолжать свою работу.

Все-таки было что-то величественное в таком поединке одного человека с целым миром. Это еще более поднимало Дж. Т. Мастона в мнении миссис Эвенджелины Скорбит и его коллег по Пушечному клубу. Надо сказать, бравые вояки, упрямые, как и надлежит отставным артиллеристам, стояли грудью за проект Барбикена и К^о. Секретарь Пушечного клуба достиг такой известности, что ему, словно знаменитому преступнику, многие коллекционеры уже писали письма, в надежде получить в ответ несколько строк, начертанных рукой, которая собиралась перевернуть мир.

Но хотя положение Мастона и было величественно, оно становилось все опасней и опасней. Вокруг балтиморской тюрьмы днем и ночью толпился возбужденный народ. Раздавались яростные крики. Взбешенные люди хотели hie et nunc[26]

линчевать Дж. Т. Мастона. Полиция опасалась, что наступит час, когда она не будет в силах защитить его.

Желая удовлетворить и американцев и жителей других стран, вашингтонское правительство решило, наконец, предать Дж. Т. Мастона уголовному суду.

Охваченные безумным страхом, присяжные заседатели «управились бы с ним в два счета», как говорил Альсид Пьердэ, начиная чувствовать даже некоторое уважение к твердому характеру математика.

И вот утром 5 сентября председатель Комиссии по расследованию появился в камере узника.

По настоятельной просьбе миссис Эвенджелины Скорбит ей тоже было разрешено посетить заключенного. А вдруг в последнюю минуту влияние этой милой женщины возьмет верх? Не следовало ничем пренебрегать. Здесь все способы были хороши, лишь бы, наконец, разгадать загадку.

- А если ничего не выйдет, тогда увидим! - говорили члены комиссии.

- Что же это вы увидите? - возражали прозорливые люди. - Какой прок вешать Дж. Т. Мастона, если ужасная катастрофа все равно разразится!

Итак, около 11 часов перед Дж. Т. Мастоном появились миссис Эвенджелина Скорбит и Джон X. Престис, председатель Комиссии по расследованию.

Сразу же приступили к делу. Разговор состоял из вопросов и ответов - вопросов весьма резких, ответов совершенно спокойных.

И кто бы поверил, что спокойным окажется Дж. Т. Мастон!

- В последний раз спрашиваю вас: будете ли вы говорить? - спросил Джон X. Престис.

- О чем? - иронически осведомился секретарь Пушечного клуба.

- О том, куда уехал ваш друг Барбикен.

- Я уже говорил об этом сто раз.

- Повторите в сто первый!

- Он там, где будет произведен выстрел.

- А где будет произведен выстрел?

- Там, где сейчас мой друг Барбикен.

- Берегитесь, Дж. Т. Мастон.

- Чего же?

- Последствий запирательства, которое может...

- Помешать вам узнать то, чего вам и знать не следует.

- Но мы имеем право знать!

- Я этого не считаю.

- Мы привлечем вас к уголовной ответственности!

- И привлекайте!

- Суд осудит вас!

- Это дело судей.

- Приговор будет тотчас приведен в исполнение.

- Ну и пусть!