Утро было таким тихим, ясным, безмятежным, что недавние события стали казаться теперь ночным кошмаром. Поток дождевой воды схлынул, над лесом поднялось облако пара, и невидимый хозяин долины вновь раскатал между кустами свой роскошный травяной ковер. Застрявшие в складках и углублениях мясистых, сочных стеблей капли воды отражали солнечные лучи, как маленькие линзы, и бросали играющие блики на кусты, дома, людей, животных… Лошади, как только вывели их из домов, накинулись на эту траву с такой жадностью, что стало совершенно ясно: о выступлении в путь сейчас не может быть и речи. К тому же животным нужно было еще и просто отдохнуть после ночной сумасшедшей скачки и пережитых страхов, тем более, что никто не знал, где им придется попастись в следующий раз. Люди, в том числе и сам Отец-Ягуар, тоже не очень хорошо себе представляли, в какую сторону теперь следует двигаться и вообще к чему быть готовыми. Сначала требовалось обсудить все возможные варианты дальнейшего развития событий.
Завтрак как-то естественно и незаметно перешел в общий совет. Каждый высказывал какие-то соображения, они принимались или отвергались. Вел себя загадочно только лейтенант Берано: он просто глаз не сводил со старого Ансиано, в то же время не обращая ни малейшего внимания на Ауку, героя дня и любимца публики в данный момент. Наконец Ансиано надоело быть предметом столь пристального внимания, он не выдержал и со свойственной ему прямотой спросил лейтенанта:
— Вы все время смотрите на меня. У вас есть для этого какие-то особые причины?
— Есть, — ответил офицер.
— Могу я узнать, какие? Может быть, мы с вами где-то уже встречались?
— Нет, не в этом дело. Меня поразили ваши волосы, такие длинные, абсолютно белые… Они напомнили мне об одном скальпе, который я видел совсем недавно.
— Скальпе? Но что это такое — скальп?
— У индейцев Северной Америки есть обычай снимать кожу с головы своих врагов, чаще уже мертвых, но иногда и с живых, вместе с волосами. Это и называется скальп, которым они потом гордятся как знаком своей воинской доблести. Это то же самое, что по-испански называется «пьель дель кранео» [72]
.— Какое же я имею отношение к тому скальпу?
— Не знаю, право, но это странное сходство… Тот скальп, о котором я упомянул, имел точно такие же, как у вас, длинные седые волосы.
Ансиано даже привстал от удивления, лицо его вытянулось, приняло тревожно-скорбное выражение.
— Говорите, волосы были точно такими же? — спросил он. — Очень странное сходство. — Но тут он вдруг подумал, что это какое-то недоразумение, да и и не волосы это вовсе могли быть. — Но у белых не бывает таких волос!
— И я никогда не встречал! Но опять-таки не в этом дело: Скальп скорее всего был снят с головы индейца.
— Североамериканского?
— Нет, южноамериканского.
— К какому племени он принадлежал?
— Этого я не знаю. Я задал точно такой же вопрос владельцу скальпа, но не получил от него вразумительного ответа.
— А где вы, говорите, видели эту «кожу с черепа»?
— В Буэнос-Айресе.
— У кого?
— У эспады Антонио Перильо. Я был как-то вместе с одним своим товарищем у него в доме. Комната была украшена всевозможными трофеями, в основном, трофеями корриды, но среди них был и этот странный скальп.
— Антонио Перильо, эспада! — воскликнул Отец-Ягуар. — Этот тот, о ком вы уже упоминали в связи с кражей оружия? Значит, мы еще столкнемся с ним… А не рассказывал ли он вам, как к нему попал этот скальп?
— Рассказывал. Он сказал, что сошелся в схватке не на жизнь, а на смерть с одним индейцем и победил его. И в качестве регалии за победу для себя снял с него скальп.
— Где происходила эта схватка? — почти задыхаясь от внезапно охватившего его волнения, спросил Ансиано.
— Где-то в южной пампе. Это все, что мне удалось тогда узнать.
— А… Нет, это не имеет никакого отношения к тому, о чем я подумал…
Он весь как бы погас, снова надев на свое выразительное лицо маску сдержанности. Казалось, старик потерял всякий интерес к тому, что сообщил ему лейтенант Берано. А тот все никак не мог прервать свои воспоминания.
— Волосы на скальпе были роскошные, — задумчиво проговорил он, — ну в точности такие же, как ваши. Да, я вспомнил еще одну деталь: они были стянуты обручем, по которому было видно, что тот, кто его носил, был очень старым и очень бедным человеком.
— Обручем? — Ансиано вновь встрепенулся, — Как выглядел этот обруч? И почему вы решили, что носивший его на своей голове был очень беден?
— Обруч был сделан из простого железа. Видно, украшения из более ценных металлов были ему не по карману. Спереди на обруче красовалось изображение солнца, от которого отходили двенадцать лучей.
— Двенадцать лучей! — вскрикнул Ансиано. Потом помолчал секунду, словно решая что-то важное для себя, и объявил тоном королевского глашатая: — Сеньор, обруч был не из железа, а из чистейшего золота! Просто искусно окрашен под железо. Это было сделано для того, чтобы не привлекать к нему внимания алчных людей.
— Но откуда вы все это знаете? Вы что, были хорошо знакомы с этим человеком?