Читаем Том 11 полностью

В этой депеше военный министр лорда Пальмерстона выступает настоящим шутом, годным лишь для увеселения своего господина. Создать угрозу севастопольской крепости «или даже» предпринять атаку на Севастополь, где Россия в течение двадцати лет усиленно вела оборонительные работы, представляется ему делом весьма разумным, ибо это был необдуманный coup de main со стороны союзников; но вот «заранее подготовленное вторжение» со стороны Порты во вражескую страну с целью нанести ей поражение, — это, по мнению «Дауба», является чем-то неслыханным! Он полностью разделяет мнение Кларендона, что истинная сущность стратегии заключается в том, чтобы укреплять тыл своей собственной армии, вместо того, чтобы действовать в тылу противника — предоставим ему спорить по этому вопросу с Наполеоном I, Жомини и всеми другими великими стратегами. Он также согласен со своим другом в том, что в военное время армия ни в коем случае не должна проходить через враждебные страны, а всегда только через дружественные — «с запасами продовольствия и не боясь голода» — истинная философия обжоры. Но сквозь самодовольную глупость шута мы улавливаем умысел того, кто за ним стоит! Не бедному же «Даубу» было дано сделать открытие, что Грузия — враждебная, а не дружественная страна, и это Грузия, которая является русской Польшей на Кавказе.

Турецкое предложение, которое «Дауб» назвал необдуманным и рискованным, было по своему общему замыслу смелым, правильным и являлось, по нашему мнению, единственной стратегической идеей, возникшей в ходе этой войны. Предложение сводилось к тому, чтобы занять эксцентрическую позицию по отношению к осаждающей армии, создать угрозу Тифлису, этому центру русского господства в Азии, и, поставив Муравьева перед опасностью быть отрезанным от своей операционной базы и коммуникационной линии, вынудить его отступить от Карса. Подобная мингрельская экспедиция означала возможность не только оказать помощь Карсу, но и перейти к наступательным действиям на всех участках и добиться, таким образом, самого большого преимущества, возможного на войне, — заставить врага перейти к обороне. Но опасность приближалась; поэтому, чтобы такой план увенчался успехом, его надо было осуществлять быстро, энергично, достаточными силами, обеспечив себя транспортными средствами и продовольствием. Так как Муравьев в качестве первой операционной базы в своем непосредственном тылу имел Гюмри — крепость, специально предназначенную для обороны против турок, он был в состоянии удерживать свои позиции до тех пор, пока не убедился бы, что продвижение противника к Тифлису действительно создает ему опасность. Чтобы осуществить этот план, необходимо было бы высадить на черкесском побережье по меньшей мере 55000 человек, взять Кутаис и пройти через Горийскую котловину. Омер-паша, который позже предпринял подобную экспедицию во главе 36000 человек, подойдя к Риону, насчитывал не больше 18000—20000 человек.

Несомненно, что армия в составе 20000 человек принесла бы в Эрзеруме больше пользы, чем 40000 в Мингрелии. С другой стороны, не следует забывать, что в то время, когда Порта выступила со своим предложением, количество русских в Тифлисе, по данным самой Синей книги, не превышало 15000 человек, а Бебутов со своими подкреплениями еще не прибыл. Кроме того, на продвижение из Трапезунда к Эрзеруму, а затем к Карсу достаточно большой для выполнения своей задачи армии с необходимым запасом продовольствия, боевых припасов и орудий потребовалось бы, по уверению Омер-паши, целых четыре месяца. И, наконец, если Порта предложила правильный план, не располагая необходимыми средствами, то обязанностью ее союзников было обеспечить ее достаточными средствами, а не предлагать со своей стороны ошибочный план. В то время 60000 турок были заперты в Крыму и бездействовали, а это были единственно боеспособные войска Турции.

«В Батуме, Сухум-Кале и других лежащих поблизости прибрежных пунктах», — пишет лорд Редклифф 28 июня, — «было бы крайне трудно собрать больше 11000 человек… Другие части империи (за исключением Болгарии) не смогут дать каких-либо дополнительных резервов, кроме Боснии, откуда можно было бы взять еще несколько тысяч человек, я говорю о регулярных войсках; башибузуков можно было бы набрать, но ведь Вы, милорд, знаете, как мало приходится рассчитывать на столь недисциплинированные орды… Я сомневаюсь, чтобы в Болгарии было больше, чем 50000 солдат, включая и гарнизоны. Австрия, правда, заявила о своем намерении рассматривать переход русских через Дунай как casus belli [повод к войне. Ред.] и обязалась не допускать Россию в Дунайские княжества. Но вряд ли можно рассчитывать на то, что Порта примет решение руководствоваться в своих действиях этими заверениями и не считаться с тем, насколько неблагоразумно оставлять важную позицию без достаточной защиты — хотя такое решение может быть и было бы достойно восхищения».

Перейти на страницу:

Все книги серии Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений

Похожие книги

Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука