Том 11. Благонамеренные речи

…покуда не сдадут меня <…> в архив, членом белозерского окружного суда <…> судить белозерских снетков. — То есть спровадят в захолустье под предлогом служебного перевода. Обозначенная здесь перспектива «судить белозерских снетков» получила впоследствии разработку в знаменитых сценах суда над пискарем в «Современной идиллии».

Кюмюлировать — совмещать (франц. cumuler).

Столп^*

Впервые — ОЗ, 1874, № 1 (вып. в свет 21 янв.), стр. 239–268, под заглавием «Благонамеренные речи. VI».

Заглавие «Столп» дано в изд. 1876.

Сохранилась наборная рукопись ОЗ, во многих местах правленная автором. Приводим шесть вариантов первоначального слоя рукописи.

К стр. 110. История «кандауровского барина» начиналась и продолжалась иначе: вместо абзаца «Кандауровского барина чуть-чуть не увезли-с» было «Кандауровского барина увезли».

На той же стр., в абзацах «Неизвестно-с…» и «Поступков не было…», вместо «господин становой» было «господин исправник».

Там же, в абзаце «Поступков не было…», после слов «а ни с кем не знакомится, книжки читает», было «— Увезли-с».

В том же абзаце текст «так и ожидали, что увезут! <…> и айда в Петербург-с!» вставлен позднее.

К стр. 114, после абзаца «— Какая красота!..»: Я еще ребенком помню, как Прохор Лукьяныч… (см. текст варианта ниже).

К стр. 117, после абзаца «И этот-то щеголь…»

Он прежде в золотарях при губернском правлении служил и там-то должно быть, уловил тайны психологии!

Сличение рукописи с первопечатным текстом обнаруживает, что в не дошедшей до нас корректуре автором была сделана небольшая правка текста.

«Столп» — первый из двух рассказов в «Благонамеренных речах» (второй— «Превращение»), посвященный Осипу Дерунову, одной из наиболее ярких и завершенных фигур в салтыковской галерее сельской и провинциальной буржуазии — «чумазых», — быстро поднимавшейся на дрожжах послереформенного экономического развития из среды зажиточного крестьянства и уездного мещанства.

В рассказе художественно обобщены воспоминания и впечатления Салтыкова, связанные во многом с собственной биографией и относящиеся к местам и людям Тверской губернии, известным ему с детских лет. Как всегда, однако, у писателя «свое» перемешано в рассказе с «чужим», «а в то же время дано место и вымыслу» (из прим. Салтыкова к началу «Пошехонской старины»; т. 17 наст. изд.).

Описывая в самом начале рассказа «родовое наше имение Чемезово», слывшее в былые годы «золотым дном», Салтыков вспоминает о старинном центре родовой вотчины своих отцов и дедов, селе Спас-Угол Калязинского уезда, где он родился и где прошли его детские годы. Но несколько дальше в том же рассказе, а также в рассказе «Кандидат в столпы», там, где возникает и получает разработку тема «ликвидации» Чемезова, под этим же названием обобщаются воспоминания и впечатления Салтыкова, связанные с другим имением и его судьбой, весьма характерной для общего процесса распада дворянско-помещичьего хозяйства. «Строительный материал» рассказа в этой его части, так же как и в рассказе «Кандидат в столпы», во многом заимствован из истории того имения обширной салтыковской вотчины, которое принадлежало в былые годы Анне Васильевне и Марье Васильевне Салтыковым — теткам писателя. В это небольшое имение того же Калязинского уезда Тверской губернии, что и Спас-Угол (в 35 верстах от него), входили деревня Новинки, где был обветшалый «господский дом», сельцо Мышкино и лесная дача Филипцево. Под названием «Уголок» это имение «тетенек-сестриц» описано в гл. VII «Пошехонской старины».

С личными воспоминаниями Салтыкова связана также фигура старика Лукьяныча в комментируемом рассказе. Имя старосты Новинок Прохора Лукьянова упоминается в хозяйственных бумагах отца Салтыкова, Евграфа Васильевича[514]. В первоначальном слое рукописи рассказа «Столп» к характеристике Лукьяныча относились следующие открыто автобиографические строки, потом зачеркнутые и не попавшие в печать, но впоследствии развернутые в упомянутой гл. VII «Пошехонской старины»: