Том 11. Драматические произведения 1864-1910 гг

Баба. Да что, картошки да хлеб. Да и еды нет. (Идет в избу. Слышен визг свиньи, крик детей.)

Явление пятое

Те же, без бабы.

Иван (стонет). Ох, господи, хоть бы смерть.

Входит Борис.

Явление шестое

Те же и Борис.

Борис. Не могу ли я вам быть полезен?

Николай Иванович. Полезным тут ничем нельзя быть другим. Зло слишком застарело. Полезным можно быть только себе, чтобы видеть то, на чем мы строим свое счастье. Вот семья: пять детей, жена брюхатая и больной муж, и есть нечего, кроме картофеля, и сейчас решается вопрос, быть ли сытым будущий год, или нет. И помочь нельзя. Чем помочь? Я найму ей работника. А кто работник? Такой же бросающий свое хозяйство от пьянства, нужды.

Борис. Так, простите меня, что ж вы делаете тут?

Николай Иванович. Узнаю свое положение, узнаю, кто нам чистит сад, строит дома, делает нашу одежду, кормит, одевает нас.

Приходят мужики с косами и бабы с граблями, кланяются.

Явление седьмое

Те же и мужики и бабы.

Николай Иванович (останавливает одного). Ермил, что, не наймешься ли скосить вот им?

Ермил (покачивая головой). И рад бы душой, да никак нельзя: своя не вожена, вот бежим повозиться. А что же, помирает Иван-то?

Другой мужик. Вот дядя Севастьян не возьмется ли. Дядя Севастьян, вот нанимают косить.

Севастьян. Наймись сам. Нынче день год кормит.

Проходят.

Явление восьмое

Те же, без мужиков и баб.

Николай Иванович. Все это — полуголодные, на одном хлебе с водой, больные, часто старые. Вон тот старик, у него грыжа, от которой он страдает, а он с четырех часов утра до десяти вечера работает и еле жив. А мы? Ну разве можно, поняв это, жить спокойно, считая себя христианином? Ну, не христианином, а просто не зверем.

Борис. Но что же делать?

Николай Иванович. Не участвовать в этом зле, не владеть землей, не есть их трудов. А как это устроить, я не знаю. Тут дело в том… по крайней мере так со мной было. Я жил и не понимал, как я живу, не понимал того, что я сын бога, и все мы сыны бога и братья. Но когда я понял это, понял, что все имеют равные права на жизнь, вся жизнь моя перевернулась. Впрочем, теперь я не могу вам объяснить этого. Одно скажу: что прежде я был слеп, как слепы мои д`oма, а теперь глаза открылись. И я не могу не видеть. А видя, не могу продолжать так жить. Впрочем, после. Теперь надо сделать, что можно.

Идут сотский, Петр и его жена и мальчик.

Явление девятое

Те же, сотский, Петр, его жена и мальчик.

Петр (падает в ноги Николаю Ивановичу). Прости Христа ради, погибать мне теперь. Бабе где управить. Хоть бы на поруки, что ль.

Николай Иванович. Я поеду, напишу. (К сотскому.) А нельзя теперь оставить?

Сотский. Нам приказано доставить в стан.

Николай Иванович. Ты ступай, я найму, сделаю, что можно. Это уж прямо я. Как же жить так? (Уходит.)

Занавес

Сцена переменяется. Там же в деревне.

Явление первое

Тоня сыграла Шумана сонату и сидит за роялем. У рояля стоит

Степа. Сидят Люба, Борис, Лизанька, Митрофан Ермилович, священник. После игры все, кроме Бориса, остаются в волнении.

Люба. Andante что за прелесть!

Степа. Нет, скерцо. Да все прелестно.

Лизанька. Очень хорошо.

Степа. Но я никак не думал, что вы такой артист. Это настоящая, мастерская игра. Видно, что трудностей уже не существует, а вы только думаете о выражении а выражаете так удивительно тонко.

Люба. И благородно.

Тоня. А я так чувствую, что не то, что хочется… Недостает еще многого.

Лизанька. Чего ж лучше? Удивительно!

Люба. Шуман хорош, но все-таки Chopin больше хватает за сердце.

Степа. Лиризма больше.

Тоня. Нельзя сравнивать.

Люба. Помнишь pr'elude его?

Тоня. Этот так называемый жорж-зандовский. (Играет начало.)

Люба. Нет, не этот. Этот прекрасен, но заигран. Но доиграй этот, пожалуйста.

Тоня играет, если может, а то обрывает. Нет в r'e mineur.

Тоня. Ах, этот, это чудная вещь. Это что-то стихийное, до сотворения мира.

Степа (смеется). Да, да. Ну, сыграйте, пожалуйста. Впрочем, нет, вы устали. И так мы провели чудное утро благодаря вас.

Тоня (встает и смотрит в окно). Опять мужики.

Люба. Вот этим-то драгоценна музыка. Я понимаю Саула. Меня не мучает бес, но я понимаю его, Никакое искусство не может так заставить забыть все, как музыка. (Подходит к окну.) Кого вам?

Мужики. Послали к Николаю Ивановичу.

Люба. Его нет, подождите.

Тоня. И выходишь замуж за человека, который ничего не понимает в музыке.

Люба. Да не может быть.

Борис (рассеянно). Музыка… Нет, я люблю музыку или, скорее, не не люблю. Но предпочитаю что-нибудь попроще — песни люблю.

Тоня. Нет, ну эта соната разве не прелестна?

Борис. Главное, это неважно, и мне немножко обидно за жизнь другую, что приписывают важность этому.