Николай Иванович.
Он хорошо сделал, что не зашел ко мне; он знает, что я ничего ему иного не могу сказать, как то, что он сам знает. Он сам говорил мне, что оттого и вышел в отставку, что понимает, что нет более не только беззаконной, жестокой, зверской деятельности, как та, которая вся направлена только на убийство, но что нет унизительнее, подлее ее — подчиняться во всем и беспрекословно первому встречному, старшему чином; он все это знает.Люба.
Того-то я боюсь, что он знает это и захочет сделать что-нибудь.Николай Иванович.
Это решит его совесть, тот бог, который есть в нём. Если бы он пришел ко мне, я бы ему одно посоветовал: не делать ничего по рассуждению, а только тогда, когда этого требует все существо. А то нет хуже. Бот я хотел сделать так, как велит Христос: оставить отца, жену, детей и идти за ним, и ушел было, и чем же кончилось? Кончилось тем, что вернулся и живу с вами в городе в роскоши. Потому что я захотел сделать сверх сил. И вышло то мое унизительное, бессмысленное положение. Я хочу жить просто, работать, а в этой обстановке с лакеями и швейцарами это выходит какое-то ломанье. Сейчас вот Яков Никанорович, вижу, смеется надо мной…Столяр.
Что мне смеяться? Вы мне платите, чайком поите. Я благодарю.Люба.
Я думаю, не поехать ли мне к нему.Николай Иванович.
Милая, голубушка, знаю, что тебе тяжело, страшно, хотя не должно бы быть страшно. Ведь я человек, понявший жизнь. Ничего дурного быть не может. Все, что кажется дурным, только радует сердце. Но ты пойми одно: что человеку, пошедшему по этому пути, предстоит выбор. И бывают положения, когда весы божеского и дьявольского становятся ровно и колеблются. И тут совершается величайшее дело божие — и тут всякое вмешательство чужое страшно опасно и мучительно. Как бы сказать, — человек делает страшные усилия перетянуть тяжесть, и тут прикосновение пальцем может сломать ему спину.Люба.
Да ведь зачем же страдать?Николай Иванович.
Все равно как мать скажет! зачем страдать? Роды не бывают без страданий. То же и в духовной жизни. Одно тебе скажу: Борис истинный христианин и потому свободен. И если ты не можешь еще быть тем, чем он, — не можешь, как он, верить в бога, через него — верь в него, верь в бога.Марья Ивановна
Николай Иванович.
Всегда можно. Вот нынче какой у меня раут.Те же и Марья Ивановна.
Марья Ивановна.
Приехал наш священник, наш Василий Никанорович. Он едет к архиерею, отказался от прихода.Николай Иванович.
Не может быть!Марья Ивановна.
Он тут. Люба, позови его. Он хочет тебя видеть.Люба идет.
Те же, без Любы.
Марья Ивановна.
А еще я пришла к тебе сказать про Ваню. Ужасно себя ведет и учится так, что ни за что не перейдет. Я стала говорить ему — грубит.Николай Иванович.
Маша, ведь ты знаешь, что я не сочувствую всему тому складу жизни, который вы ведете, и их воспитанию. Это для меня страшный вопрос: имею ли я право видеть, как на моих глазах гибнут…Марья Ивановна.
Тогда надо что-нибудь другое, определенное, а что ты даешь?Николай Иванович.
Я не могу сказать что. Я одно говорю, первое: надо освободиться от этой развращающей роскоши.Марья Ивановна.
Чтоб они были мужиками — не могу я на это согласиться.Николай Иванович.
Ну, так не спрашивай меня. То, что тебя огорчает, так и должно быть.Входит священник. Целуются с Николаем Ивановичем.
Те же, священник и Люба.
Николай Иванович.
Неужели покончили?Священник.
Не мог больше.Николай Иванович.
Не ждал я этого так скоро.Священник.
Да ведь нельзя. В нашем быту нельзя быть безразличным. Надо исповедовать, причащать, а когда познал, что это не истинно…Николай Иванович.
Ну и как же теперь?Священник.
Теперь еду к архиерею на испытание. Боюсь, что сошлют в Соловецкий. Думал одно время за границу бежать, вас просить, потом раздумал; малодушие. Одно — жена.Николай Иванович.
Где она?Священник.
Уехала к отцу. Теща была у нас и сынишку увезла. Это больно. Очень хотелось…Николай Иванович.
Ну, помогай бог. Что же, вы у нас остановились?Те же и княгиня.
Княгиня
Люба.
Как отказался? Почем вы знаете?Княгиня.
Я сама была там. Мне все рассказал Василий Андреевич. Он член присутствия. Он прямо вошел и объявил, что он служить не будет, присягать не будет. Ну, все это, чему Николай Иванович его научил.Николай Иванович.
Княгиня! Разве можно научить?