Старший доктор.
Что же, просите. Вы можете здесь принять их.Входят Николай Иванович и Люба. Княгиня глядит в дверь и говорит: «Идите, я после».
Борис, Николай Иванович и Люба.
Люба
Борис.
Нет, не жалей меня. Мне так хорошо. Так радостно. Так легко. Здравствуйте!Николай Иванович.
Я пришел сказать тебе одно, главное: первое, что в таких делах хуже переделать, чем не доделать; и во-вторых, то, что в этом деле надо поступать, как сказано в Евангелии, не думать вперед: я так сделаю, я то скажу, «и когда поведут вас к правителям, не думайте, что будете говорить, дух божий будет говорить в вас». То есть не тогда делать, когда рассудил, что так надо, а когда всем существом чувствуешь, что не можешь поступить иначе.Борис.
Я так и делал. Я не думал, что я откажусь. Но когда увидал всю эту ложь, эти зерцала, бумаги, полицию, курящих членов, я не мог не сказать то, что сказал. И было страшно. Но только до тех пор, пока не начал, а потом так просто, так радостно.Люба сидит и плачет.
Николай Иванович.
Главное же, не делай ничего для славы людской, для того, чтобы одобрили те, чьим мнением ты дорожишь. Про себя я смело говорю тебе, что, если ты сейчас примешь присягу, станешь служить, я буду любить и уважать тебя не меньше, больше, чем прежде, потому что дорого не то, что сделалось в мире, а то, что сделалось в душе.Борис.
Разумеется, потому что если сделалось в душе, то и в мире перемена будет.Николай Иванович.
Вот я сказал тебе. Мать твоя тут. И она страшно убита. Если можешь сделать, что она просит, — сделай, это я хотел сказать тебе.В коридоре слышны безумные вопли. Врывается больной, за ним сторожа и утаскивают его.
Люба.
Это ужасно! И ты будешь здесь!Борис.
Мне не страшно это, мне ничего не страшно теперь. Мне так хорошо! Мне одно страшно: твое отношение к этому. И ты помоги мне. Я уверен, ты поможешь мне.Люба.
Разве я могу радоваться?Николай Иванович.
Не радоваться, это нельзя, и я не радуюсь, я страдаю за него и с какой бы радостью заместил его, но я страдаю и знаю, что это хорошо.Люба.
Хорошо. Но когда же его выпустят?Борис.
Никто не знает. Я не думаю о будущем. Настоящее так хорошо. И ты можешь сделать его лучше.Входит княгиня.
Те же и княгиня.
Княгиня.
Нет, не могу больше ждать.Борис.
Мама, ты послушай.Княгиня.
Что же вы не говорите ничего? Вы погубили его, вы и должны уговорить его. Вам хорошо. Люба, говори же ему.Люба.
Что я могу?Борис.
Мама! Ты пойми, что есть вещи, которых нельзя, так же нельзя, как нельзя летать. Так я не могу служить.Княгиня.
Выдумал, что не можешь. Вздор. Служили все и служат. Выдумали с Николаем Ивановичем какое-то христианство. Это не христианство, а дьявольское учение, которое заставит всех страдать.Борис.
Так к сказано в Евангелии.Княгиня.
Ничего не сказано, а если сказано, то глупо сказано. Голубчик, Боря, пожалей меня.Борис.
Мама, мне тяжело ужасно. Но я не могу вам сказать.Княгиня.
Ну, не отказывайся, скажи, что подумаешь.Николай Иванович.
Скажи, что подумаешь, и подумай.Борис.
Ну, хорошо. Но и вы, мама, пожалейте меня. Мне тоже трудно.Слышны опять вопли в коридоре. Я ведь в сумасшедшем доме, можно и точно с ума сойти.
Те же и старший доктор.
Старший доктор
Княгиня.
Ну, хорошо, хорошо, я уйду. Боря, прощай. Подумай, пожалей меня и в четверг встреть радостно.Николай Иванович
Борис
Люба.
Я не могу лгать. Я не понимаю, зачем мучать себя и всех. Я не понимаю и ничего не могу сказать.Борис один.
Борис.
Ах, как трудно! Ах, как трудно! Господи, помоги мне!Входят сторожа с халатом.
Борис и сторожа.