Том 11. Кенилворт

— Да простит мне бог мой бесполезный гнев, — ответила графиня. — Ты, Фостер, такой же наглый ханжа, как этот бесстыдный обманщик! Никогда не поверю, что мой благородный Дадли согласился на такой подлый, такой бесчестный план! Но если это правда, я вот так попираю его позор и рву память о нем навсегда!

С этими словами она разорвала в клочки письмо Лестера и растоптала с такой яростью, будто хотела уничтожить даже мельчайшие следы его.

— Будьте свидетелями, — сказал Варни, овладев собой, — она разорвала письмо милорда, чтобы приписать мне его решение; и, хотя мне оно не предвещает ничего, кроме опасностей и затруднений, ей хочется обвинить во всем меня, словно я преследую какие-нибудь свои корыстные цели.

— Лжешь, низкий раб! — возмутилась графиня, несмотря на попытки Дженет сдержать ее, ибо девушка с грустью предвидела, что горячность эта обратится против самой графини. — Лжешь! — продолжала она. — Не останавливай меня, Дженет! Пусть это будет моим последним словом — все равно оп лжет! Он добивается своей подлой цели и раскрыл бы ее еще полнее, если бы я сдержала свой гнев и продолжала хранить молчание, которое поначалу придало ему наглости высказать свои гнусные предложения!

— Миледи, — произнес Варни, подавленный, несмотря на все свое бесстыдство, — умоляю вас поверить, что вы ошибаетесь.

— Не раньше чем я поверю, что мрак бывает светлым, — отозвалась разгневанная графиня. — Разве я все позабыла? Разве я не помню твои прежние разговоры? Узнай о них Лестер — ты бы болтался на виселице, вместо того чтобы быть его приближенным. Ах, если бы хоть на пять минут я стала мужчиной! Мне бы хватило их, чтобы заставить такого труса, как ты, признаться в своей низости. Но ступай! Убирайся! Скажи своему господину, что если я встану на грязный путь обмана, который ты предлагаешь мне от его имени, то найду графу более достойного соперника. Его место не займет ничтожный лакей, считающий наивысшей удачей получить в подачку от господина его поношенное платье, лакей, способный лишь соблазнять девиц из предместья великолепием новых роз на старых башмаках милорда! Убирайся! Я так презираю тебя, что стыжусь теперь своего гнева.

Варни покинул комнату с выражением затаенной ярости на лице; за ним последовал Фостер, тугой ум которого был сбит с толку резким и страстным, взрывом возмущения со стороны графини. Он впервые наблюдал ее вспышку: до этого момента она казалась существом слишком слабым и нежным, неспособным на гневную мысль и тем более на несдержанные выражения. Фостер поэтому следовал по пятам Варни, докучая ему вопросами, на которые тот не отвечал, пока они не оказались на противоположном конце двора, в старой библиотеке, уже знакомой читателю.

Здесь Варни повернулся к своему настойчивому спутнику и спокойно заговорил с ним. Этой краткой прогулки было достаточно, чтобы человек, привыкший владеть своими чувствами, взял себя в руки.

— Тони, — говорил он с обычной своей саркастической усмешкой, — не стоит запираться. Женщина и дьявол, которые, как подтвердит тебе твой пророк Холдфорт, надули мужчину с самого начала, и на этот раз оказались сильнее моего благоразумия. Эта колдунья выглядела так соблазнительно и так естественно держалась, когда я передавал ей поручение милорда, что, честное слово, я подумал — настало время замолвить словечко и за себя. Она полагает, что моя голова теперь в ее руках, но она ошибается. Где доктор Аласко?

— В своей лаборатории, — ответил Фостер, — сейчас с ним нельзя разговаривать — нужно подождать, пока пройдет полдень, иначе мы помешаем его важным… нет, что я, следует сказать — его божественным занятиям.

— Эге, он изучает божественность дьявола! — сказал Варни. — Но когда мне нужно видеть его, подойдет любой час. Веди меня в его адское логово.

Сказав это, Варни быстрым, нетерпеливым шагом взволнованного человека последовал за Фостером через полуразрушенные тайные проходы на другой конец двора, где в подземелье, теперь занятом алхимиком Аласко, один из аббатов Эбингдона, интересовавшийся оккультными науками, устроил, к великому соблазну монастыря, лабораторию, где он, подобно другим безумцам тех времен, тратил немало драгоценных часов и денег в поисках философского камня.

Энтони Фостер помедлил перед дверью, которая была изнутри тщательно заперта, не решаясь потревожить священнодействующего мудреца. Но Варни, менее щепетильный, принялся стучать и звать, пока наконец, медленно и неохотно, обитатель этого помещения не открыл дверь. Глаза алхимика были мутны от жары и испарений, распространяемых печью и перегонным кубом, над которым он трудился. Подземелье было завалено самыми разнообразными предметами и причудливой утварью, потребной для его занятий. Злобно и нетерпеливо старик проворчал:

— Что ж, меня вечно будут отвлекать от дел небесных делами земными?

— Адскими, — ответил Варни, — ибо ты как раз ими занимаешься. Фостер, ты нам понадобишься для разговора.

Фостер медленно вошел в лабораторию. Варни запер дверь, и они приступили к тайному совещанию.