Том 11. Кенилворт

— Ты будешь еще тут рассуждать со мной, мерзавец! — заорал Лэмборн. — В башке у тебя не больше мозгов, чем в спутанном мотке шелка! Клянусь небом, я сейчас разрежу тебя на куски так, что получится пятьдесят ярдов лент и кружев!

Тут Майкл Лэмборн попытался выхватить меч, чтобы привести в исполнение свою отчаянную угрозу, но буфетчик и управитель схватили его и увели в отведенный для него покой, чтоб он там проспался и протрезвился.

Компания расстроилась, и гости стали расходиться. Хозяин был рад этому больше, чем некоторые из гостей, которым очень уж не хотелось расставаться со славным винцом — тем более, что угощали бесплатно — покуда они держались на ногах. Тем не менее их принудили удалиться, и наконец они разошлись, оставив Гозлинга и Тресилиана вдвоем в опустевшей зале.

— Клянусь честью, — сказал хозяин, — не понимаю, что за удовольствие находят знатные вельможи в трате денег на всякие развлечения и разыгрывая роль трактирщиков без предъявления счета. Я редко так поступаю, и всякий раз, клянусь святым Юлианом, это меня бесконечно огорчает. Каждый из этих пустых кувшинов, вылаканных моим племянником и его дружками-пьянчугами, был бы для меня прибылью, а теперь их остается просто списать в расход. Не могу я, положа руку на сердце, постигнуть, ну что приятного в шуме, всякой белиберде, пьяных выходках и ссорах, непристойностях, и кощунстве, и тому подобном, когда при этом теряешь деньги, вместо того чтобы их приобретать. Сколько значительных состояний было погублено так бесплодно, а ведь это ведет к упадку дел у трактирщиков. Кой дьявол, в самом деле, будет платить за выпивку в «Черном медведе», когда ее можно получить задаром у милорда или сквайра?

Тресилиан заметил, что вино несколько помутило даже закаленные мозги хозяина, и это стало ясно главным образом из его ораторских декламаций против пьянства. Поскольку сам он тщательно воздерживался от соприкосновения со стаканом, он решил было воспользоваться моментом откровенности Гозлинга и извлечь из него некоторые дополнительные сведения относительно Энтони Фостера и дамы, которую торговец видел в замке. Но его расспросы только натолкнули хозяина на новую тему декламации — по поводу коварства прекрасного пола, причем для подкрепления собственного глубокомыслия он призвал на помощь всю мудрость Соломона. В конце концов он обрушил свои увещания, смешанные с язвительными упреками, на своих буфетчиков и прислужников, занятых уборкой остатков пиршества и приведением залы в порядок, и в довершение всего, сочетая пример с назиданиями, грохнул об пол поднос, разбив с полдюжины стаканов, и все потому, что пытался показать, как подают в «Трех журавлях» в Вэнтри, слывшей тогда самой лучшей гостиницей в Лондоне. Последний эпизод так образумил его, что он немедленно удалился на ложе отдохновения, превосходно выспался и утром проснулся уже совсем другим человеком.

Глава III

Ручаюсь, будет сыграна игра!

Всегда я весел и всегда рискую.

Что пьяный я сказал, то повторю

И трезвый, тут уж дело без обмана.

«Игорный стол»

— А как чувствует себя ваш родственник, любезный хозяин? — спросил Тресилиан, когда Джайлс Гозлинг впервые появился в зале наутро после пьяной оргии, которую мы описали в предыдущей главе. — Что, он здоров и не отступился ли от своего заклада?

— Как огурчик, сэр. Он вскочил как встрепанный часа два назад и уже побывал бог его знает в каких трущобах у старых друзей. Только что он вернулся и сейчас завтракает — свежие яйца и виноград. Что до его заклада, то предупреждаю по-дружески: не ввязывайтесь вы в это дело или по крайней мере обдумайте хорошенько то, что предлагает вам Майк. А посему советую вам съесть горячий завтрак с бульончиком — это наладит вам пищеварение, а мой племянник с мистером Голдтредом пусть сами разбираются в своих закладах как им заблагорассудится.

— Мне кажется, хозяин, — сказал Тресилиан, — что вы тоже сами не знаете как следует, что вам говорить о своем родственнике. Вы не можете ни ругать, ни хвалить его без некоторых угрызений совести.