Том 11. Кенилворт

— Не клевещи на него, Тресилиан! Меч того, о ком ты говоришь, не менее остер, чем твой, нет, он еще острее, несчастный! Самые великие подвиги, совершенные тобой на войне и в мирное время, не достойны сравниться с его подвигами, так же как твое скромное происхождение не может равняться с тем кругом, в котором вращается он. Оставь меня! Ступай и передай мое поручение отцу. А когда он в следующий раз пришлет мне весточку, пусть выбирает более подходящего посланца.

— Эми, — спокойно ответил Тресилиан, — ты не выведешь меня из терпения своими упреками. Но ответь мне только одно, чтобы я мог принести хоть луч утешения моему старому другу: этот сан, которым ты похваляешься, неужели ты делишь его с ним?, Разве он обладает уже правами мужа, чтобы властвовать над твоими поступками?

— Прекрати свои низменные, неприличные речи! — воскликнула она. — Я не снизойду до ответа ни на один вопрос, унижающий мое достоинство.

— Теперь мне все ясно, раз ты отказалась ответить на мой вопрос, — сказал Тресилиан. — Слушай же, несчастная! Я облечен всей властью твоего отца приказывать тебе, и я спасу тебя от позора греха и скорби, даже вопреки тебе самой, Эми!

— Ты смеешь грозить мне силой! — закричала девушка, отступая от него и напуганная решимостью, сверкавшей в его глазах и движениях. — Не угрожай мне, Тресилиан, я располагаю средствами отразить насилие!

— Но я думаю, у тебя нет особого желания воспользоваться ими в таком мерзостном деле? — спросил Тресилиан, — Своей волей, своей чуждой всякого влияния, свободной и естественной волей, Эми, ты не могла избрать этот удел рабства и бесчестья. Тебя околдовали какой-то волшбой, поймали в ловушку, обманом связали какой-то вынужденной клятвой! Но я снимаю с тебя очарование: Эми, во имя твоего достойнейшего, доведенного до отчаяния отца, я приказываю тебе следовать за мной!

Произнеся это, он подошел к ней и протянул руку, как бы желая схватить ее. Но она отшатнулась от него и пронзительно вскрикнула. Этот крик, как было упомянуто выше, заставил вбежать в залу Лэмборна и Фостера.

Последний сразу же воскликнул:

— Огонь и хворост, что тут такое происходит?

Затем, обратившись к девушке, он добавил тоном, в котором звучали просьба и приказ одновременно:

— Господи ты боже мой, сударыня, как вы очутились здесь? Удалитесь, удалитесь немедленно, это вопрос жизни и смерти. А вы, друг мой, кто бы вы ни были, оставьте этот дом. Убирайтесь прочь, прежде чем рукоятка моего кинжала и ваша башка не познакомились друг с другом. Меч наголо, Майк, и избавь нас от этого негодяя!

— Нет, клянусь душой, — ответил Лэмборн. — Он пришел сюда вместе со мной, и, по закону старых вояк, я не причиню ему вреда, по крайней мере до следующей встречи. Но вот что, мой друг из Корнуэлла, вы принесли сюда с собой корнуэллский ветерок— ураган, как его называют в Индии. Отойдите, удалитесь, или мы отведем вас к мэру Хэлгевера скорее, чем встретятся Дадмен с Рэмхедом.[5]

— Прочь от меня, подлая душа! — крикнул Тресилиан. — А вы, сударыня, прощайте! Последние искры жизни, которые еще теплятся в груди вашего отца, угаснут, когда я поведаю ему о том, что видел здесь.

Он ушел, а девушка тихо промолвила ему вслед:

— Тресилиан, не будьте опрометчивы, не говорите худого обо мне!

— Вот это другое дело, — сказал Фостер. — Прошу вас, миледи, удалиться в свою комнату. А мы уж сами подумаем, как нам за это отвечать. Прошу вас поторопиться!

— Я вам на подчиняюсь, сэр, — сказала девушка.

— Нет, должны, прелестная особа, — возразил Фостер. — Простите за вольность, но, клянусь своей кровью и ногтями, любезничать сейчас не время. Вы должны отправиться в свою комнату. Майк, последи за этим назойливым хлыщом и, ежели желаешь себе добра, присмотри за тем, чтоб он немедленно убрался из замка, а я покуда вразумлю эту своевольную леди. Обнажи свой меч, дружок, и следуй за ним!

— Я пойду за ним, — сказал Майкл Лэмборн, — и прослежу, чтобы он убрался из пределов Фландрии. Но причинить вред тому, с кем я утром вместе пил, — это совершенно против моей совести.

И, сказав это, он вышел из залы.

Тресилиан между тем быстрыми шагами шел по первой попавшейся дорожке, которая, как он думал, должна была вывести его из диких зарослей той части парка, в которой располагались владения Фостера. Но поспешность и волнение сбили его с пути, и вместо того, чтобы пойти по аллее, ведущей к деревне, он пошел по какой-то другой. Он шел по ней торопливо, не разбирая дороги, и она привела его к противоположной части парка, где в стене оказалась дверь, ведущая в открытое поле.

Тресилиан на мгновение остановился. Для него было безразлично, какой дорогой уйти из этого столь отвратительного для него места. Но дверь, видимо, была заперта, и пройти через нее было невозможно.

«Надо все-таки попытаться, — сказал он себе. — Единственная возможность вернуть эту утраченную, эту бедную, эту все еще нежно любимую и глубоко несчастную девушку заключается теперь в обращении ее отца к попранным законам его графства. Надо поспешить, чтобы сообщить ему эту душераздирающую весть».